Иэн остановился у “Макдоналдса” и коротко переговорил с молодой женщиной, медлившей в нерешительности вместе со своей дочкой-подростком.

– Хочу добраться до станции “Нью-стрит”, – говорила она, – но к ней не подойдешь.

– Давайте, – сказал он, – перекинемся с ними парой слов. Должны пропустить.

Он направился под горку, вниз по Корпорейшн-стрит к Нью-стрит, проталкиваясь сквозь толпу и время от времени проверяя, поспевают ли за ним женщина с девочкой. Большинство людей расступалось и пропускало их, но попадались группы молодежи (прямо-таки детворы), державшейся решительно враждебно, – эти отказывались уступать или даже смыкали ряды, не давая пройти. Но самыми сомкнутыми, как выяснил Иэн, была шеренга полицейских, не пускавших на Нью-стрит.

– Извините, никто дальше не проходит, – сказал констебль, угрожающе поднимая щит, чтобы не дать им протиснуться. – К станции – только в обход. Ради вашей же безопасности.

– В смысле? – спросил Иэн. – Ничего ж не происходит.

– Скоро начнется, приятель.

– Послушайте… спасибо, – сказала женщина, беря дочь за руку и отправляясь в другую сторону, к городской ратуше, где толпа была гораздо жиже. – Попробуем вот так, думаю. Берегите себя!

– И вы! – крикнул Иэн им вслед.

Он вскинул руку в коротком прощании, и тут высокий мускулистый парень в сером худи и мешковатых штанах налетел на него, а когда Иэн протестующе выкрикнул “эй!”, парень развернулся и вроде бы собрался что-то сказать в ответ, однако, успев учесть рост и телосложение Иэна, отказался от этой мысли. Миг они оценивали друг друга, и Иэн заметил, что у парня из кармана что-то торчит. Кажется, рукоятка очень большого молотка. Парень двинулся обратно к Корпорейшн-стрит, Иэн машинально пошел следом. Держал его в поле зрения, пока они проталкивались сквозь все более беспокойные толпы. Миновав пол-улицы, парень остановился и прибился к группе своих друзей. Их было человек пять-шесть. Иэн встал ярдах в десяти от этих ребят, поглядывая на них, но стараясь наблюдать не слишком заметно. Ребята вроде бы ничего такого не замышляли, просто болтали и смеялись. С нижнего конца улицы, возле строя полицейских, начали скандировать – какие-то антиполицейские кричалки, слов не разобрать, – а дальше послышались вопли, будто началась потасовка. Иэн вытянул шею – поглядеть, что происходит. Настроение на улице явно менялось, и Иэну эта смена не понравилась. Глубинная угроза насилия поднималась к поверхности, и Иэн впервые уловил стрекот лопастей полицейского вертолета, кружившего в небе. Возможно, разумно было бы по-быстрому двигать домой. Но как раз когда Иэн задумался над этим, раздался громкий, убийственный удар и звон бьющегося стекла. Иэн развернулся на звук и увидел, что парень, за которым он шел, вытащил молоток и крушит им витрину кондитерской лавки. Остальные тоже были при молотках и здоровенных деревяшках, кроме одного – он вырвал мусорный бак из гнезда в мостовой и несколько раз саданул им в витрину. Стекло оказалось крепким, и пробить его насквозь пока не удавалось. После Иэн задумывался: “Почему кондитерская лавка? Из всех магазинов почему именно кондитерская?” – но в тот миг он не остановился поразмыслить. Что-то включилось – может, не совсем далекое от некого раздражения на этого парня; раздражения, вспыхнувшего, когда тот протолкался мимо несколько минут назад, – и Иэн пробился сквозь толпу, которая наблюдала за этим хулиганством, либо получая от него удовольствие и подбадривая участников, либо заворожившись этим зрелищем в безмолвном ужасе, схватил того парня за руку и что-то ему сказал – что-то дурацкое типа: “Ты какого черта творишь? Это ж, бля, просто кондитерская лавка”. И это последнее, что он помнил примерно два следующих дня.