– Зато фельдфебель прямо-таки лютой ненавистью ненавидел Азарова, – заметил сидящий рядом с Нефедовым очень худой, высокий, похожий на Дон Кихота майор Коростылев.

– Это верно, ненавидел он Азарова действительно люто, – подтвердил Нефедов. – А в тот день был особенно не в духе – повздорил из-за чего-то с капитаном Фогтом. Ну а когда предстал перед ним Азаров с докладом, он, ни слова не говоря, – бац его по физиономии. Но и лейтенант наш не смолчал. Развернулся да как влепит ему в свою очередь по роже. И бежать, да прямо через то самое поле, которое мы только что установили. Перемахнул его все и не подорвался. Нам это просто чудом показалось. А фельдфебель уже выхватил свой парабеллум и прицелился в Азарова. Но тут Фогт подоспел. «В чем дело?» – спрашивает. Фельдфебель ему сочиняет, будто усомнился он в качестве установки нашего минного поля и велел Азарову перебежать через него. «И вот, говорит, действительно так оно, значит, и есть – не подорвался ведь лейтенант. Потому и хотел его пристрелить».

– А мы сидим ни живы ни мертвы, – добавляет Коростылев. – Понимаем, что добром это не кончится.

– Кончилось же все это самым неожиданным образом, – продолжает Нефедов. – Фогт, выслушав фельдфебеля, крикнул Азарову: «А ну, быстро назад!» И Азаров снова бегом через все минное поле, и опять остался невредимым. «Сами теперь видите, господин капитан, как они нас надувают», – ухмыльнулся Ханке. «А я не верю, чтобы они могли меня надуть, – самоуверенно заявил Фогт. – Никто из них не посмеет сделать этого. А если вы так уж уверены, что никакого минного поля ими не установлено, то шагом марш через него! И если не подорветесь, собственноручно этого лейтенанта расстреляю».

– Это он все по-немецки, – поясняет Коростылев, – но мы хорошо его понимали и ждали затаив дыхание, что же дальше будет?

– А разъяренный фельдфебель Ханке, будучи совершенно уверенным, что Азаров их дурачит, смело шагнул на минное поле и сразу же подорвался, да так основательно, что в тот же день и умер, не только к нашей радости, но и к явному удовольствию капитана Фогта. Кажется, этот Ханке доносил на своего начальника в гестапо. С тех пор и стал лейтенант Азаров «фаворитом» Фогта.

– А как же все-таки сам Азаров не подорвался? – спрашивает Бурсов.

– Не любит он на эту тему распространяться, но тут либо действительно фатальный случай, либо он знал все-таки, где именно мины стояли. Минер ведь он отличный, и глаз у него молодой, приметливый. А в общем-то, конечно, все это на чудо похоже. Суеверный Фогт и воспринял, видимо, все это как настоящее чудо.

Когда после завтрака лейтенант Азаров появился в блоке старших офицеров, Бурсов посмотрел на него с невольным уважением.

Несколько минут спустя лейтенант ведет Бурсова о Огинским через проходную арку к небольшому домику под черепичной крышей, в котором находится канцелярия капитана Фогта. Часовой, хорошо знающий Азарова, беспрепятственно пропускает их.

– О, добрый утро! – весело приветствует их капитан Фогт. – Познакомьтесь с наш специалист по взрывчатка господином Штрейтом.

Из-за стола встает очень тощий немец с морщинистой шеей и большим кадыком. Небрежно представляется:

– Гюнтер Штрейт, доктор технических наук. Как мы будем с вами изъясняться? Я ведь не владею русским языком, – беспомощно разводит он руками.

– Зато мы знаем немецкий. Я посредственно, майор хорошо, – кивает Бурсов на Огинского.

– Тогда все в порядке, – удовлетворенно кивает головой Штрейт. – Можем мы приступить к делу тотчас же? – обращается он к капитану.

– О да! Пожалуйста! Я не буду вам мешать, – обрадовался Фогт и пошел куда-то, пожелав доктору и советским офицерам успеха.