Что правда, то правда. Я сама накануне днем видела, как она расхаживает по садику перед домом в ночной рубашке и разговаривает о чем-то с цветочными клумбами.

Всему виной жара, так сказал мистер Форбс, уводя жену в глубину зала с недопитой чашкой чая и журналом «Радио таймс».

– Почему это люди сваливают все на жару? – спросила Тилли.

– Так проще, – ответила я.

– Проще, чем что?

– Проще, чем назвать истинные причины.

В зале появился викарий.

Мы поняли, что он вот-вот придет, еще до того, как увидели его, поскольку разговоры в помещении начали стихать, перешли в деликатное покашливание. Викарий прорезал толпу, и она снова смыкалась позади – так поверхность моря смыкается за кораблем. Он плавно перемещался в своем облачении, как бы очерчивая круг неподвижности, отчего каждый, к кому он приближался, начинал казаться излишне активным, даже истеричным. Люди выпрямлялись, когда он пожимал им руки. Я увидела, как миссис Форбс изобразила нечто вроде реверанса.

– О чем он говорил сегодня в церкви? – спросила Тилли, пока викарий обходил присутствующих.

– Сказал, что Господь гоняется за людьми с ножами, если они не слушаются его должным образом.

Тилли снова понюхала свой бульон.

– Вот уж не знала, что Бог на такое способен, – заметила она после паузы.

Порой мне стоило немалых усилий оторвать от нее взгляд. Она казалась почти прозрачной, хрупкой как стекло.

– Еще он сказал, что, если мы найдем Бога, он всегда нас защитит.

Тилли приподняла голову. На кончике носа у нее красовалась полоска от крема против загара.

– Как думаешь, Грейси, кто-нибудь еще у нас исчезнет?

Я вспомнила о надгробных плитах, и миссис Кризи, и лужайках с пожелтевшей травой в проплешинах.

– Неужели только Бог нас хранит? Разве без него мы не в безопасности? – не унималась она.

– Ну, не знаю, не уверена. Я еще толком не разобралась.

Я наблюдала за ней и перебирала все свои опасения, как бусины ожерелья.

Викарий завершил обход зала и тотчас исчез – словно помощник фокусника скрылся за занавесом сцены. Снова загудели голоса, поначалу тихие, не слишком уверенные, но постепенно они становились все громче, и вот речь снова пошла о нехватке воды и таинственном исчезновении соседки.

Наверняка все эти сплетни и домыслы продолжались бы до тех пор, пока люди не разошлись по домам, чтобы наесться брюссельской капусты, но в этот момент сквозь двойные двери в помещение вдруг ворвался мистер Кризи и промаршировал через весь зал. Тотчас воцарилась полная тишина, и единственными звуками, нарушавшими ее, было позвякиванье чашек о блюдца да приглушенный стук локтя в бок соседу.

Он остановился перед мистером Форбсом и Эриком Лэмбом, лицо его было искажено от гнева. Позже Тилли говорила: в тот момент ей показалось, что он вот-вот кого-нибудь ударит, но, на мой взгляд, запала для мордобоя у него оказалось недостаточно.

Несколько секунд он молча и вопросительно смотрел на эту пару, потом спросил:

– Это ведь вы ей рассказали, да?

То был крик души, но произнес он эти слова яростным шепотом, брызгая слюной.

Мистер Форбс отошел от толпы и отвел мистера Кризи в сторонку, к стене. Я слышала лишь отдельные его слова: «Господи», «да успокойся ты» и «ради бога», а потом вполне отчетливо уловила:

– Мы ничего ей не говорили.

– Тогда почему она вдруг сорвалась с места и ушла? – спросил мистер Кризи. Похоже, гнев обездвижил его, лишил каких-либо сил, превратил в статую, застывшую на месте. И лишь покрасневшие грудь и шея, видневшиеся из-под расстегнутой рубашки, свидетельствовали о том, что это живой человек.

– Не знаю, – пробормотал в ответ мистер Форбс. – Если она что и узнала, то точно не от нас.