Таково уж свойство широт наших – неуютно здесь гражданскому чувству без отмашки начальства! Не то чтобы рабы мы сверху донизу – ты, Гаврилыч, на гвоздях-то спи, а лишнего не наговаривай, – а просто мы тут хотя и прогрессивные, но очень уравновешенные люди! Хлопнуть ладонью по столу способны ого-го как, но время, место и повестку должна все-таки определить администрация, иначе может получиться неловкость.

Вот и на митинг тот людей вышло с гулькин нос – демшиза записная, да провокаторы проплаченные, да балбесы из числа молодежи, которой учиться лень. Я никого не забыл?

ОМОН встретил их со служебными гиенами.

Это зрелище было в ту пору внове для Москвы, ну так что ж? – многое было внове тем летом! А ты не щелкай клювом, тростник мыслящий, и меньше удивляйся! Пока глупый удивляется, умный адаптируется.

На гиенах были ошейники с номерами, и смотрелись они при служивых как влитые. На тех, правда, номерков не было. Зато были шлемы, выучка и давнее желание что-нибудь кому-нибудь поломать.

Наутро князь-наместник призвал горожан к закону и спокойствию. Он посоветовал не поддаваться на провокации тех, кому не по нраву мирная жизнь нашего города. Упомянуты были раскачивание лодки и рыбка в мутной воде.

А потом их светлость говорить перестали, а изволили завыть и залаять. Москвичи немножко прифигели с непривычки, но скоро все вошло в колею: наместник начал нюхать воздух вокруг себя – и быстро взял западный след. По этому следу пошли и к вечеру вышли на организаторов протестного митинга: трех русофобов из Госдепа, двух педофилов из Парижа, одного еврея из Лондона, одного англичанина оттуда же и, на всякий случай, группу датских моджахедов. Тут москвичи выдохнули с облегчением, потому что всех их давно знали поименно.

Полиция тем временем откликнулась на требование усилить меры по охране порядка – и изловила блогера, предложившего убивать гиен вместе с детенышами. Отвесив ему срок полной мерой, судья, от себя лично, попыталась укусить осужденного, но приставы посадили ее на цепь, увели в комнату отдыха и дали полакать воды.

Утром под рекламным туристическим баннером «Вместе в Египет» обнаружилось очередное свежеобъеденное тело. Следственный комитет, будучи в полном составе занят блогерами и моджахедами, разорваться не мог, и до приезда сотрудников тело успело запахнуть.

А впрочем, одним запахом больше, одним меньше – главное было не допустить дестабилизации!

Ее и не допустили. Следователь аккуратно заполнил протоколы за пятерых свидетелей самоубийства и чуть подпрыгивающей походочкой похилял обратно к служебной «тойоте» – правда, последние пять метров уже на четвереньках…

В общем, жизнь потихоньку возвращалась в привычные берега, когда однажды вечером на улице Фридриха Энгельса нашли труп служебной гиены с огнестрельным ранением.

О-па.

К трупу начали собираться пятнистые собаки.

Скоро они перестали помещаться на пешеходном пятачке, где случилось убийство, заполнили Бауманскую улицу, обсели Спартаковскую… Глаза их горели в ночи. О том, чтобы сигналить этой армии, не было речи – водители в ужасе сдавали назад и разворачивались через двойную.

Вой и лай заполнили августовскую тьму вокруг Елоховского собора, и этот хор не сулил москвичам ничего хорошего.

Африканские собаки коротали ночь у трупа не одни. Пожаловал на улицу Фридриха Энгельса ментовской генерал с лампасами шириной в Нил, привез офицеров и следаков. Приехали из Следственного комитета, приехали из прокуратуры…

Когда все собрались, ментовской генерал, колыхаясь животом, опустился на карачки и поцеловал асфальт перед крупной гиеной, сидевшей мрачнее тучи у ленты ограждения, в кольце самцов-телохранителей. Дело, таким образом, было взято на особый контроль.