Мальта, несомненно, была правильно выбранной целью немецких военно – воздушных сил. Действительно, генерал – полковник Ганс Ешоннек, начальник штаба немецких ВВС, на совещании у Гитлера 3 февраля 1941 года предложил сделать захват Мальты первоочередной задачей 10–го воздушного корпуса. В результате были подготовлены планы ее захвата в середине марта, а военно – морские силы поддержали их. Планы предусматривали применение крупных подразделений, позже использованных на Крите, с некоторой помощью итальянского флота. 1–я авиабригада пикирующих бомбардировщиков «Штука», базирующаяся на Сицилии, все же осуществляла нейтрализующие атаки на Мальту в начале 1941 года до тех пор, пока ее внезапно не перевели в Грецию после начала Критского сражения для укрепления там немецких воздушных частей.

Генерал Вальтер Варлимонт, шеф отдела национальной обороны штаба (заместитель начальника штаба по операциям) верховного главнокомандования вермахта (Oberkomando der Wehrmacht – Wehrmahtfuhrungsstal), вспоминает: «В разгар Балканской кампании отдел L должен был сделать прогноз с целью показать, насколько важной для дальнейшей стратегии на Средиземном море является оккупация Крита или Мальты.

Все офицеры отдела, и я вместе с ними, единогласно высказались за захват Мальты, так как это казалось единственным путем обеспечения постоянного морского пути в Северную Африку. Однако события перечеркнули наши мнения, которые еще не дошли до Йодля [генерал – полковник Альфред Йодль, начальник штаба главнокомандующего сухопутными войсками, или начальник оперативного отдела штаба вермахта]. Гитлер твердо был уверен, что Крит не должен оставаться в руках англичан из – за опасности их нападения на румынские нефтепромыслы, и он вновь согласился с люфтваффе, что с базы на Крите открываются хорошие перспективы наступления в восточной области Средиземного моря» [139].

Варлимонт, Ешоннек, профессионалы военно – морских и сухопутных сил, были подавлены Герингом и Штудентом, которые воспламенили воображение Гитлера перспективами легкой победы на Крите. Йодль, как обычно, поступал в соответствии с желаниями Гитлера; он был катализатором, промежуточным человеком, а не плановиком.

Поэтому было решено завоевать Крит, а не Мальту – ключевой стратегический объект в Средиземном море. Возможно, поэтому Крит – неправильное сражение в неподходящем месте и в неподходящее время был, в отрицательном смысле, решающим; возможно, он спас Египет [140].

Остается только один вопрос: отсрочила ли Критская кампания (или Балканская кампания) начало осуществления «плана Барбаросса»? Немецкие армии должны были быть полностью подготовленными к вторжению в Россию к 15 мая; фактически же они пересекли советскую границу 22 июня. Спасла ли эта задержка Россию? Было ли достаточно пятью месяцами позже, когда гитлеровские легионы были так близко и в то же время так далеко от луковицеобразных куполов Москвы, позволить сильному морозу русской зимы помочь свежим сибирским частям отвратить массивный натиск Гитлера и превратить триумфальную молниеносную войну немцев в медленную изнурительную смерть?

На эти вопросы обычно отвечали утвердительно; действительно, английским историкам было свойственно вытягивать из поражения в Греческо – Критской кампании утешительную мысль о том, что эти отважные сражения оказали задерживающее действие такого значения, что они в конечном счете привели к разгрому Германии.

В пользу этого утверждения говорят некоторые исторические факты; Варлимонт прямо говорит в своей книге, что «из – за кампании на Балканах нападение на Россию пришлось отложить с середины мая до 22 июня» [141]. Другие немецкие генералы соглашались с тем, что Балканская кампания вызвала задержку исполнения «плана Барбаросса»; в действительности уже 28 марта после югославского переворота разработчики генштаба сухопутных войск согласились, что «план Барбаросса» следует отложить на четыре недели.