Недостаточно было ходить кругами. Но ясно определенной цели и побудительного стимула не хватало. В период с ноября по конец апреля на Крите сменилось несколько британских командующих; там была военно – воздушная база, но на ней мало самолетов и еще меньше вспомогательных средств; там была военно – морская база, но ее портовые возможности оставались допотопными, гавани открытыми для бомбежек и не охраняемыми сеточными заграждениями.

Уязвимость Крита драматически проявилась 26 марта, когда шесть итальянских быстроходных катеров проникли в залив Суда, атаковали и повредили крейсер «Йорк» [11].

Для немцев Крит имел меньшее значение, чем Греция. Окончательное решение напасть на остров не принималось до 25 апреля. Однако к этому призывал рейхсмаршал Геринг, заинтересованный в Средиземноморской кампании и желающий продемонстрировать способности летчиков люфтваффе. Нападение на Мальту с воздуха было изучено, однако возникли многочисленные возражения, и поэтому в качестве замены люфтваффе с энтузиазмом взялись за Крит [12].

Генерал Курт Штудент, командующий 11–м военно – воздушным корпусом, надеялся, что завоевание Крита с воздуха станет первой ступенькой на пути к Суэцкому каналу, а Кипр будет вторым завоеванием.

Но взор Гитлера был обращен к России. Он рассматривал операцию на Крите как окончание Балканской кампании. Он не отрицал потенциальную возможность «арабского движения за свободу» в Ираке и на Ближнем Востоке. Но его ближневосточная политика, если это можно было назвать политикой, была явно вторичной, отвлекающей и оппортунистической. Главной целью оставалась Россия.

«Станет ли позже, и каким образом, возможно окончательно разрушить позицию Англии между Средиземным морем и Персидским заливом наряду с захватом Суэцкого канала, одному Богу известно», – отметил он в своей директиве [13].

Крит, попади он в руки немцев, запечатал бы проход в Эгейское море, помог обеспечить нейтралитет Турции, защитить румынские нефтяные месторождения и ослабить еще больше контроль Королевских военно – морских сил над морскими путями в Восточном Средиземноморье.

Никогда в войне не было и никогда не повторится такое, чтобы силы оказались такими неравными, такими разноязыкими и представляли такой резкий контраст друг с другом. Походило на то, как бог войны свел в критском колизее воина с трезубцем и сетью и его врага с щитом и мечом. История сплела по своему разумению сеть судьбы, соединив разрозненные части мира, людей разного цвета кожи и с разным наследием отцов, чуждых друг другу своими именами, языком, временем, чтобы они собрались на общую встречу в битве за Крит.

На эту битву в критских горах и на критских морях прибыли мужчины и женщины с далеких континентов. Там жил дикий критский горный народ, яростный и независимый, гордый и смелый и, к удивлению немцев, настроенный резко против них. Там были маори из Новой Зеландии, суровые маленькие люди, которые прониклись природным братством к горному народу из другого мира. Там были пьянствующие австралийцы, поющие «Танцующую Матильду». Там были королевские морские пехотинцы и части из некоторых древних британских полков, соблюдающие традиции. Там было 16 000 итальянских пленных, греческие солдаты, эвакуированные с материка, палестинцы и киприоты и полный набор подразделений и частей, в спешке эвакуированных из Греции, – «артиллеристы, которые потеряли свои пушки, саперы, которые потеряли свои инструменты и <…> водители, которые потеряли свои автомобили» [14].

А через узкие проливы, в которых так часто плавали Дарий и Ксеркс и завоеватели прошлого, на них смотрели немцы, ободренные недавними убийствами и уверенные в своей победе.