В рисунке Лермонтова, без особого труда угадываются во всем облике погибшего характерные линии и очертания орла. Руки вытянуты и чуть изогнуты, словно расправленные крылья, кулаки сжаты, нос с горбинкой и остро выступающая бородка, напряженно опрокинутая и вытянутая голова, во всемугадывается профиль головы орла с острым клювом. Погибший в бою чеченец у Лермонтова, даже будучи мертвым, продолжает борьбу и остается воином, не ведающим страха. По многочисленным свидетельствам очевидцев того времени, в том числе и знаменитого медика Пирогова, эти люди с детства морально воспитывались не ведать боли и страха, «по-спартански». У Гагарина не было цели знать это. При внимательном чтении чернового варианта стихотворения М. Лермонтова «Я к Вам пишу: случайно, право…» основательно убеждаешься в том, что Лермонтов не мог даже предположить идею картины Гагарина. Не видно гагаринской растерянности и на лице горца, выносящего из боя погибшего товарища. Фигура горца, подхватывающего погибшего в бою сородича, тоже изображена у Гагарина очень жалкой, и кроме того, он делает шаг с правой ноги, когда у Лермонтова горец ступает с левой ноги. Мелочь, но вся работа художника состоит из таких деталей, и вряд ли Гагариндопустил бы такую грубую неточность, если бы срисовывал центральную экспозицию своей картины с рисунка Лермонтова. И этот пример свидетельство тому, что Гагарин фактически лишь по памяти использовал рисунок великого поэта. Еще труднее допустить, чтобы сам Лермонтов настолько неточно и превратно изложил свой же рисунок в, так называемой, совместной картине с Гагариным. Дилетант от живописи Гагарин упустил еще одну немаловажную деталь, пытаясь использовать идею Лермонтова, и увлеченный своей картиной-фантазией. У Лермонтова не двое горцев выносят тело убитого товарища из боя, а лишь один, и ему не нужна ничья помощь, чтобы унести товарища, если даже допустить, что такова его цель: он крупного телосложения и сил у него предостаточно для этого. Но чеченец всем своим существом все еще там, в пылу сражения, он внимательным, точным и хладнокровным взглядом изучает ход сражения. Глядя на него, невозможно не прочитатьход его мысли: он, вне всякого сомнения, уже выбрал позицию и ринется обратно в гущу боя,… как только передаст тело погибшего товарища на попечение женщины или девушки! Именно так, при внимательном изучении конфигурации тела молодого «горца», подбегающего и подхватывающего тело убитого, мы без особых усилий ума и фантазии можем уловить формы женского тела. Лишь одно отличие – она одета в мужской костюм. Весомым дополнением этому аргументу может служить, в том числе и размер ноги, подбегающего воина. В сравнении с вытянутой ногой воина мужчины, выносящего из боя своего товарища, стопа ноги девушки чуть ли не в два раза меньше. Если даже предположить, что этовсего лишь юноша, то и тогда мы должны исходить из факта, что и стопа подростка, и формы тела не имеют женской конфигурации иразмера. Вот тут самое время сразу же, не задаваться вопросом, а ответить, почему Лермонтов изобразил в своем рисунке девушку-горянку в мужском одеянии. Готовый ответ лежит в произведениях самого Лермонтова – чем же девушка на рисунке уступает той же Заре из «Измаил-бея»? Не мог не знать великий поэт и творец, к тому же и тонкий знаток женской души, об активном участии девушек-чеченок в боях за свою родную землю. На поле сражениядевушки заряжали кремневые ружья отцов и братьев, помогали раненным бойцам и нередко с оружием в руках бились с врагом. Ярким примером тому служит Таймасха Гехинская, Айбика из Дади-Юрта и многие другие чеченские девушки. Таймасха Гехинская была знаменитым предводителем, возглавляла конное подразделение горцев во время Кавказской войны. Ее отряд попал в засаду, и взяли девушку в плен, когда она одна, после гибели всех ее бойцов, окруженная врагами, израненная в рукопашном бою, потеряла сознание от потери крови. Примеров участия чеченских девушке в сражениях было очень много в ходе всей Чеченской истории. Возможно, оттого, что чеченцы во все времена бились с врагом, превосходящим их числом и вооружением. Даже при Валерике, русских солдат было две тысячи пехоты и тысяча четыреста конницы, а чеченцев, по «Журналу военных действий» российских военных, было примерно «до шести тысяч». Вспомним строку из стихотворения Лермонтова «… А почему вы не считали…» (По преданиям чеченских стариков их было не более двух тысяч. И Лермонтов в черновом варианте своего стихотворения оговаривается «… Из ружей вдруг из семисот, Осыпал нас огонь батальный…», правда, он затем увеличил их количество в чистовом варианте своего произведения до семи тысяч. Спишем это на романтику и азарт его первого сражения). Но что могут сделать, будь их даже шесть тысяч, непрофессиональных бойцов-ополченцев, с «кинжалами на-голо» кидавшихся против картечи 14 пушек, гранат и цепей регулярной армии солдат с ружьями со штыками. Регулярных войск у чеченцев не было никогда. Следует добавить еще и то, что и в этом неравном бою чеченцы были верны себе и не нарушали кодекса горской чести: не разили врага острием кинжала и в спину не стреляли. Яркий пример тому, как чеченец, имея возможность убить одного из двоих, выстрелил не в Лермонтова, оказавшегося к нему спиной, а в его приятеля декабриста В.А Лихарева, который, кстати, захоронен тут же на левом берегу реки Валерик, вместе с остальными русскими солдатами, погибшими в этом бою.