По возвращении Марция в Антий, Тулл, который, боясь его, не терпел и ненавидел, искал способов тотчас умертвить. Он думал, что если Марций теперь избегнет его козней, то не подаст ему другого случая погубить его. Собрав и настроив многих против него, объявил ему, что он должен сложить начальство и дать отчет вольскам. Марций, который боялся сделаться частным лицом тогда, когда Тулл был полководцем и имел великую власть среди своих сограждан, ответствовал, что он сложит начальство, когда вольски то определят, ибо по общему их требованию оное принял; что и теперь не отказывается отдать отчет тем антийцам, которые того потребуют.

Когда собрался народ, то приготовленные демагоги возбуждали его против Марция. Он встал, и та самая толпа, которая более шумела, из уважения к нему успокоилась и дала ему говорить свободно. Лучшие антийские граждане, более желавшие мира, явно показывали, что расположены слушать его благосклонно и судить со всей справедливостью. Тулл боялся оправдания Марция, ибо он имел великую способность говорить; сверх того, прежние его заслуги перевешивали последнюю вину, и то самое, в чем его обвиняли, свидетельствовало о великости его подвига. Вольски не имели бы причины на него жаловаться, что не покорили Рима, если бы не были близки покорить его посредством Марция. Итак, Туллу показалось, что не должно было долее медлить и преклонять народ на свою сторону. Самые наглые из заговорщиков начали кричать, что вольскам не должно слушать и терпеть изменника, самовластно начальствующего над ними и не слагающего своей власти. С этими словами, напав все вместе, умертвили его*. Никто из предстоявших не оказал ему помощи. Что это случилось против желания большей части народа, то обнаружилось впоследствии, ибо со всех городов жители стекались к его телу, похоронили его с честью и украсили гроб его добычами и оружиями, как храброго воина и великого полководца.

Римляне, узнав о его смерти, не показали к нему никакого знака почтения или гнева*. По требованию женщин позволено было им оплакивать его десять месяцев, как обыкновенно оплакивали отца, брата или сына. Такой срок самому долгому сетованию определен Нумой, как сказано в его жизнеописании.

Вскоре дела вольсков возымели нужду в Марции. Сперва они поссорились с эквами, своими друзьями и союзниками, за верховное начальство над войсками. Ссора их дошла до битвы и кровопролития*. Потом они были побеждены римлянами в сражении, в котором Тулл убит и лучшая часть их воинов погибла; они принуждены были согласиться на позорный мир, покориться римлянам и обязаться исполнять их повеления.

В жизнеописаниях этих мужей мы изложили те деяния, которые показались нам достопамятнее; оные открывают, что военными подвигами один не имеет перевеса над другим. Оба оказали великие опыты храбрости на поле брани, равно как искусство и прозорливость, предводительствуя войсками. Разве потому должно почесть Алкивиада совершеннейшим полководцем, что он и на море и на суше во многих битвах был победителем и свершил великие подвиги. Общее между ними то, что присутствием своим и начальством ощутимо воздействовали на дела своего отечества и еще более причиняли ему вред, когда переходили к стороне неприятельской.

Что касается до управления общественными делами, то благоразумные люди чувствовали отвращение к Алкивиаду по слишком развратному поведению, дерзости его и сквернословию, чем он хотел нравиться народу; напротив того, Марциево гордое поведение, лишенное всякой приятности и к олигархии склонное, было ненавистно для римского народа. В этом ни тот ни другой не заслуживает похвалы. Однако угождающие народу и старающиеся ему нравиться не столько заслуживают укоризны, как те, которые ругаются над ним, дабы не казаться его льстецами. Постыдно льстить народу, чтобы тем приобрести силу; но постыдно и вместе несправедливо приобретать силу, делаясь страшным, угнетая и унижая его.