Готовясь напасть на Халкедон*, жители которого расторгли союз с афинянами и приняли к себе лакедемонского правителя и охранное войско, он узнал, что они собрали со всей области свои стада и отослали оные для хранения к вифинцам, своим союзникам. Алкивиад привел свое войско к пределам вифинцев и послал к ним вестника, который жаловался на сей поступок. Вифинцы, устрашась его, выдали ему стада и заключили с ним союз.

Между тем как обносил Халкедон стеною, простиравшеюся от моря до моря, Фарнабаз пришел с войском и хотел принудить его снять осаду, а Гиппократ, лакедемонский правитель города, собрав всю свою силу, сделал вылазку на афинян, Алкивиад, построившись против них обоих, принудил Фарнабаза со стыдом предаться бегству; побежденный Гиппократ был им умертвлен с великим множеством своих воинов.

По одержании победы Алкивиад отплыл в Геллеспонт и собирал деньги. Он завладел Селимбрией*, нелепым образом подвергши опасности свою жизнь. Те, кто хотел предать ему город, уговорились с ним дать ему знать в полночь зажженным факелом; но, устрашенные скорой переменой одного из своих единомышленников, были принуждены дать знак прежде времени. Знак был дан тогда, когда войско еще не было в готовности. Алкивиад, взяв около тридцати воинов, пошел поспешно к стенам, приказав другим следовать за собою со всевозможной скоростью. Отворены были ему ворота; к тридцати воинам присоединились еще двадцать легковооруженных. Алкивиад вступил в город, но вдруг увидел, что селимбрийцы шли против него с оружием в руках. Он не предвидел никакого спасения и не надеялся устоять против них, но, будучи до того дня непобедимым в военных подвигах, из упрямого честолюбия не хотел предаться бегству. Предписав молчание трубой, приказал одному из своих возвестить, что афиняне не против селимбрийцев поднимают оружие*. Таковое возвещение у одних отняло охоту сражаться, ибо они думали, что уже все афинское войско находится внутри города; другим подавало надежду к скорому примирению. Между тем как они, сошедшись, советовались между собой, прибыло войско к Алкивиаду, который, приметив, что селимбрийцы были склонны к миру, в чем и не ошибался, и боясь, чтобы не ограбили города фракийцы, из которых многие охотно ратоборствовали под его начальством из одной приверженности к нему, всех их выслал из города. Он не сделал никакой обиды селимбрийцам, просившим его снисхождения, но взял с них только деньги* и удалился, оставив в городе охранное войско.

Между тем полководцы, осаждавшие Халкедон, заключили мир с Фарнабазом на следующих условиях: чтобы Фарнабаз заплатил афинянам известное число денег; халкедонцы опять были бы подвластны афинянам; афиняне не беспокоили бы более области Фарнабазовой, а Фарнабаз доставил бы провожатых и безопасность афинским посланникам, отправляющимся к царю. По возвращении Алкивиада Фарнабаз требовал, чтобы и он клятвенно утвердил условия; но Алкивиад отказывался утвердить оные прежде него.

По учинении клятв с обеих сторон он пошел на отпадших византийцев и обнес их город стеною. Анаксилай, Ликург и некоторые другие согласились между собой предать ему город с тем, чтобы оному не было оказано никакого вреда. Алкивиад, со своей стороны распустив слух, будто бы новые беспокойства, возникшие в Ионии, заставляют его снять осаду, днем удалился со всеми кораблями, а ночью опять возвратился, вышел на берег с тяжелой пехотой и спокойно приступил к стенам. Между тем корабли приплыли к пристани и, пробираясь с великим криком и шумом, привели в изумление византийцев неожиданным нападением, а приверженным к афинянам дали время впустить в город Алкивиада, ибо все граждане обратились к пристани. Однако дело не кончилось без кровопролития. Обретавшиеся в городе пелопоннесцы, беотийцы и мегаряне отразили выходивших из кораблей и принудили вновь сесть на суда; чувствуя же, что афиняне с другой стороны вступили уже в город, собрались в одно место и вместе на них устремлялись. Сражение было кровопролитное; Алкивиад с правым крылом и Ферамен с левым одержали верх. Остальные неприятели в числе трехсот человек были пойманы живыми. После сражения никто из византийцев не был убит или изгнан*, ибо предавшие Алкивиаду город таковое с ним заключили условие, не выговоривши себе собственно никаких выгод. По этой причине Анаксилай, впоследствии будучи в Лакедемоне обвиняем в предательстве, оправдывая себя, не посрамил словами своего дела. Он говорил, что, будучи не лакедемонянином, но византийцем; видя в опасности не Спарту, но Византий, который был осажден и ничего извне не получал; видя, что хлеб, в нем находившийся, ели пелопоннесцы и беотийцы, между тем как византийцы с женами и детьми своими претерпевали голод, решился не выдавать города неприятелям, но избавить его от войны и предстоявших бедствий, подражая в том славнейшим лакедемонянам, которые почитают хорошим и справедливым лишь то, что полезно отечеству. Лакедемоняне, услышав эти слова, уважали оные и освободили мужей.