Кстати, в собрании Эрмитажа есть одна любопытная картина, поступившая как «Портрет молодого купца», на которой ниже середины имеется подпись художника: «Н. Тыранов». Возможно, что это двоюродный брат Алексея: художественный уровень этой работы вполне совпадает с той продукцией, которую производили иконописные артели в то время в Тверской губернии. Очевидно, что Алексею в семье было на кого равняться и, одновременно, было кому его поддержать… Первое профессиональное художественное обучение он и его брат Александр, будучи еще детьми, прошли у их родственника, предположительно, дяди, Ивана Ивановича Тыранова, известного на всю губернию серебренника-ювелира.

О его старшем брате, Михаиле Васильевиче Тыранове (около 1793 – после 1860), сыгравшем весьма существенную роль в жизни Алексея, нужно сказать отдельно. После гибели главы семьи именно он взял на себя все заботы о юных братьях. Выучившись на иконописца, Михаил Тыранов стал главою передвижной иконописной мастерской, успешно работающей по заказам в окрестных городах и селах. Рано заметив у своего младшего брата Алексея художественный дар, он отправил Алексея учиться в местное уездное училище, что, очевидно, было весьма не просто для семьи, оставшейся без отца: несмотря на все послевоенные тяготы, о младшем даровании Михаил особенно заботился. Неслучайно поэтому, сломавшись от тяжелого личного удара, Алексей уже в зрелом возрасте вернется именно в дом к брату, зная, что его там всегда примут и о нем позаботятся.

Но пока на дворе только конец 1810-х годов и наш «спящий мальчик» передается из одних заботливых рук в другие… Еще в бежецком училище на него сразу же обратил внимание директор. Тот, даже получив перевод по службе в Тверь, убедил родственников Алексея отпустить его с ним для поступления в Тверскую гимназию и продолжения художественного образования уже в крупном губернском городе. Правда, со смертью директора помощь мальчику прекратилась: он должен был оставить Тверскую гимназию и вернуться домой в Бежецк.

Но и тут его занятия рисованием не закончились: Алексей начал работать вместе со своим старшим братом, его помощником. Именно Михаил и пристроил его краскотером в передвижную иконописную артель, которой сам же и руководил, и которая подвизалась в 1823–1924 годах подновлять иконы и фрески в Николо-Теребинском мужском монастыре. А тут эти иконы и фрески привлекли внимание уже самого Венецианова, жившего неподалеку в имении Сафонково и начавшего в те годы формировать свою художественную школу для крестьянских детей.

Как мы видим, прав был Никифор Крылов: наш «спящий мальчик» действительно оказался настоящим баловнем судьбы. Его как будто вели по жизни, всячески поддерживая талант и давая ему раскрыться… сначала отец и дядя, затем старший брат и директор училища, а уже затем и сам великий Венецианов!

Вне всякого сомнения, особым подарком судьбы для юного Алексея была встреча в свои 17 лет с таким мастером живописи, как Венецианов. Если мы обратимся к автопортрету самого Венецианова 1811 года (Государственная Третьяковская галерея), то увидим не только руку великолепного мастера. Перед нами предстанет выдающийся человек, настоящий «апостол» своего дела, ибо именно с апостольским рвением он и служил отечественной живописи.

Сам Венецианов – совершенно особое явление и не только в истории русской живописи, но и во всей отечественной истории первой половины 19 века. Если открыть специальную литературу, то об Алексее Гавриловиче Венецианове (7 (18) февраля 1780–4 (16) декабря 1847) будет сказано приблизительно следующее: русский живописец, один из наиболее значительных художников александровской и николаевской эпох, создавший на стыке академического классицизма и романтического мировоззрения оригинальную манеру изображения крестьянского быта; наставник многочисленной группы учеников, известной в историографии под именем «венециановской школы», академик (1811), живописец двора Его Императорского Величества (с 1830).