– Переписать историю про Колобка, которого чуть не съели собственные опекуны? Или попробовать разобрать ситуацию с незакрытым гештальтом бабы и деда, когда они попытались слепить себе Снегурочку?

– Пф! Вечно ты все перекручиваешь! – посмеивается Муся. – Можно взять, например, «Принцессу на горошине» или «Алису в Зазеркалье». Да с твоей фамилией вообще любую немецкую сказку можно переделать! Только представь: «Отважный из ателье», «Бледная в снегу», «Алая береточка» и тому подобное. Пишет Виктория Кауц.

Вик не выдерживает этого безумия и прыскает от смеха молочным улуном на стол. Муся откидывается на стул и ухохатывается, глядя в потолок. Роберт стоит за стойкой и старается не слушать, о чем говорит начальство. Но его уголки губ все-таки ползут вверх, в то время как Вик и Муся совершенно не могут остановиться. Смеются так, что слезы идут из глаз.

– Все, таймаут! – пытается отдышаться подруга, вытаскивает из кармана платок и, посматривая в маленькое зеркальце, утирает им скатавшуюся в уголках глаз тушь.

Муся сосредоточенно поправляет макияж и совсем не слышит, что сзади к ней кое-кто крадется. Вик стискивает зубы, чтобы не выдать гостя. Он в один большой прыжок оказывается около девушки и заключает ее сидящую в крепкие объятия.

– Арр! – рычит парень и впивается губами ей в шею.

Муся взвизгивает – сначала от неожиданности, потом от радости. А парень продолжает ее целовать, поднимается к скуле, чмокает в щеку и, в конце концов, находит ее губы. Вик улыбчиво ждет, когда парочка вдоволь нацелуется, чтобы после поприветствовать заблудшего в их книжный клуб:

– Женя, привет!

Он отвлекается от Муси буквально на секунду, чтобы бросить в ответ:

– Хай, Вик!

И они продолжают. Это происходит настолько часто, что Вик уже не смущается, а только размышляет: «Ну вот, у ребят все как у людей, видно, что друг друга любят». Еще Вик помнит, каким Женя был года четыре назад: бунтарь с ирокезом через день и грязными берцами, в джинсах с каскадом цепей и разодранной кожаной куртке. Теперь же он в чистой рубашечке, выглаженных брюках и при пиджаке. Весь такой прилизанный и статный. Это его Муся «причесала». Пусть Женя взял ее харизмой и брутальностью – нахрапом, точнее сказать, – но свое дело подруга знает: негоже рядом с писательницей ходить как обормот. Вымыла, вычистила, вскормила его на писательских гонорарах – и вот он уже не Женя, а Абрамов Евгений Олегович, руководитель туристической фирмы в Москве.

Женя подсаживается к девушкам за столик:

– Чем занимаетесь? – с напускным интересом листает томик. – «Идиот»? И что? Никто не пришел на «Идиота»?

– Дело не в Достоевском, а в людской лени и выборе времени. Кому охота в пятницу вечером тащиться в книжный клуб после работы? Ни-ко-му, – пожимает плечами Вик.

– Киса, а чего вы время такое выбрали? – к слову, из-за этого Женькиного «Киса» Мусю и стали называть «Мусей» в институте.

– В другое я не могу, у меня книга! – отвечает Муся, а потом мечтательно смотрит в никуда. – Сегодня такой сон снился, нужно его записать, это шикарная идея для главы.

– А мне ничего не снится. Если и снится, то ерунда какая-то, которую я забываю моментально! – признается Вик.

– Ты пишешь когда? Днем? Ты попробуй на ночь, может быть, тебе продолжение приснится. У меня обычно так и бывает.

– Э, опять писать будешь всю ночь? А как же наш с тобой… сюжет? – возникает Женя, снова ластится к своей пассии и берет ее за руку. – Любовная история восемнадцать плюс, – намекает парень.

– По мне так, это эротическая, – усмехается Вик.

– Ага, он десять из десяти, но не дает пис