- Тебе было плохо, - я посмотрела на Стаса, а он упрямо сжал губы, понимая, какой последует дальше вопрос. – Но все изменилось, когда я потрогала твой лоб.

Я опустила взгляд на свою руку, обнаружив там следы от пальцев, превращающиеся в отчетливые синяки.

Я подняла кисть и продемонстрировала запястье экстрасенсу.

- Как ты это объяснишь?

- Прости, я не хотел делать тебе больно, - буркнул он.

- К черту синяки, что это было?!

Я смотрела на него в ожидании ответа.

- Я сам не знаю, - наконец соизволил выдавить ответ Стас, - и хочу выяснить это за поездку.

- Не знаешь, что? – спросила я, поняв, что у этого типа есть и свой личный интерес, помимо получения второй часть оплаты.

- Ты мой личный сорт обезболивающего, похоже - нехотя ответил Стас, - и единственный.

10. Глава 10

Станислав

Я надеялся, что это совпадение. И в то же время надеялся, что нет. Меня редко можно уличить в нелогичности, но в данный момент я сам с трудом себя понимал.

Два дня приема Евы, и два дня резко проходит головная боль. Это стало основной причиной, почему я отправился с ней на розыск сестры, я хотел посмотреть, что будет со мной, когда мы будем вместе. И не единой минуты боли, я как будто ожил. А потом заправка с этой семьей, которая отправляется в последнее путешествие их дочери. И этот черный цвет душевной боли, который они маскируют фальшивыми улыбками, и красный цвет физической боли их ребенка, с которой он практически свыкся. И меня накрывает. Я им не смог бы помочь, даже если выложился бы на сто процентов. Меня накрыло, грудь сдавило в тиски, дышать стало тяжело, голова взорвалась болью. Я понимал, что как только они скроются, меня начнет отпускать. Но они не уезжали, а я держался из последних сил, чтобы не потерять сознание, с трудом понимая, что говорю и делаю. Вроде о чем-то говорил с Евой. А потом облегчение, как будто во мне бушевал пожар, и кто-то начал его заливать ледяной водой. Я вцепился в это спасение всеми силами, не желая, чтобы боль вернулась. И среди этой гаммы чувств я услышал крики Евы. Слава богу, хотя бы руку ей не сломал, а мог бы.

Ева смотрела на меня выжидающе и с недоверием. Ее красные глаза еще не совсем отошли от слез, но выражение их было воинственным. Она мне не хотела верить, но какая-то часть сознания, которая знала, что я говорю правду насчет ребенка, взорвалась в ней слезами и горем. Как же ты в этом мире живешь, с настолько гипертрофированным чувством жалости. Ужасное чувство, кстати.

- Что значит, обезболивающее? – Ева ждала ответов, только я тоже их желал бы знать.

- Я часто мучаюсь головной болью, сильно, - я мельком глянул на Еву, чтобы убедиться, что она внимательно слушает. – Мне ничего не помогает, это своеобразная расплата за дар. А с тобой она отступает, даже приступ прекратился, такого раньше никогда не было.

- Тебе в больницу надо, - покачала головой девушка, а я засмеялся. Затем осекся под злым взглядом советчика.

- Ты думаешь, я какой-нибудь старовер? Антибиотики от лукавого? – в глазах прочитал, что что-то такое она и думает. – Нет, Ева. Я прошел всех врачей в России и за рубежом. Со мной все в порядке, это моя кара за то, что вмешиваюсь в жизни и судьбы.

- А ты пробовал не вмешиваться? – спросила девушка.

Я кивнул.

- Меня все равно находят, даже если я буду прятаться. От призраков не спрячешься. А ты представляешь, что такое призрак, которому что-то нужно? И он понимает, что ты ему можешь помочь.

Девушка отрицательно помотала головой, а я стиснул зубы.

- Ты их не любишь? – спросила она тихо через какое-то время.

- А за что мне их любить? За то, что лезут в мою жизнь? За то, что косячат при жизни, а я должен исправлять их косяки после смерти? Я бы и с тобой свел контакты к минимуму, постарался бы сам разобраться с твоей сестрой, если бы не это странное обезболивающее действие, которое ты оказываешь на меня.