Главного «бойца» и заводилу взяли через год. Он, как и положено человеку его ранга, попался на мелочи, даже, на глупости. Следствие установило всё, что надо, нашли двух остальных, и от всех получили признание. Дело поехало в суд. Но, одна мелочь омрачала радость победы. Весь год розыска, главный боец жил в городе. Ходил в магазин, пил, иногда дрался. Вёл жизнь, не лишенную приятностей. И жил он на улице, параллельной к улице участкового. У них, даже, огороды соприкасались углами. Парень весь год был под носом. Практически, через забор. Дальше – больше прозорости. На суде выясняется, что, у бойца, это, уже, третья загубленная душа. Но, суд не может разродиться началом – постоянно кого-то не хватает. Перескочив Божью троицу, четвертое заседание побило все рекорды издёвок над людьми. Финал апофеоза заключался в следующем. Вышедший, или вышедшая судья (это была дама), по фамилии Педоненко, бесцветным голосом вещает, что пропали папка дела, и все видеокассеты, записанные на месте проведения следственного эксперимента. Пропали из кабинета судьи. «Судебное заседание откладывается» – воркует судья, и элегантно бьёт судейским молоточком. В ошарашенной тишине раздаётся смачный звук пощёчины. ВСЕМ. Это воспоминание заставило кучера намотать вожжи на руки, и застыть в тревожном ожидании.

– Перебьёшься. Сено к корове, простите, к борову, не ходит.

Резко повернувшись, я вышел из кабинета. За тонкой фанерной дверью раздалось:

– На х… ты его отпустил?! Он же…

Больше, меня, ничего не интересовало. Я стремился к выходу. К свободе.

Незнакомое ранее чувство поджидало меня за дверями аптечно-банковой милиции. Всё окружающее меня состояло из, казалось бы, уже позабытых ощущений. Я, как будто снова, знакомился с миром. Потом, правда, радость нового мироощущения быстро угасала, но, это было потом. В первые мгновения ты любишь всё и всех. И разбитые тротуары, и запылённые деревья, местами подчищенные улицы, похожие скорее на молодящуюся старую исполкомовскую фурию. Нравится серое, тусклое небо, озабоченные прохожие, мальчишка с шарфом и на велосипеде, гадящие собаки… Стоп! Опять мальчишка.

Он сидел на багажнике своего велосипеда, как на коне. И, снова, его, совсем не детские глаза, рассматривали меня. Пройти мимо я не мог, да и интересно было, почему так часто сталкиваемся. Поравнявшись с ним, я спросил:

– Кого ждёшь?

– Тебя.

– В этом городке вежливости не учат? Ладно, дождался. И что?

– Тебе записка. Прочти, при мне.

– Вслух?

– Мне надо знать, что ты её прочёл. Для тебя это сложно?

– Давай.

Я стоял перед пареньком, и не мог никак сообразить – откуда вдруг нахлынуло ощущение, будто я смотрю на себя со стороны? Всё, как-то, не так. Глупая история в милиции, потом парень с дурацким шарфом тычет мне записку от кого-то незнакомого, и я, ещё, ведусь на условия прочтения. Может, плюнуть на всё и уйти? Но, мне казалось, что кто-то совершенно планомерно на что-то обращал моё внимание этим безликим пацаном, с его запоминающимся шарфом.

В записке была одна строчка: «Пожалуйста, дождись. Всё объясню»

– Прочёл и запомнил. Мне её съесть?

– Здесь, напротив, есть почта. Около неё есть скамейка. Иди туда. Придёт Андрей и всё объяснит. Это просьба.

– А мне обязательно туда идти?

– Ты же хочешь знать про Воронеж?

Слово «Воронеж» парень произносил, уже, сидя в седле. Даже, не взглянув на меня, он легко оттолкнулся ногой и, быстро набирая скорость, смотался. Я могу только представить себе, как глупо я выглядел в тот момент. Тогда, я понял истинный смысл слова «обалдеть».

От милиции до почты надо было пройти, буквально, сотню метров. Если бы на месте встречи уже был незнакомый автор записки, то, я, честно говоря, попросту, не был готов к разговору. Мне надо было, хоть как-то, собраться.