– Так.

Мысли сбились в кучу. Я уже не понимаю, куда ведет подружка, но нутром чувствую, что ей хочется доказать, что мажоры не виноваты в моей болезни и в сумасшедшем сне.

– Хотя сомнительно. Откуда он знает, какое у твоей комнаты окно?

Теперь и меня сомнения одолевают. Может, и правда, из-за ротавируса у меня мозговая и эмоциональная горячка была?

– Представления не имею.

– Допустим, он проник во двор, чем-то отвлек собаку, нашел твое окно, значит, должны остаться следы под ним.

Мы переглядываемся и бежим к дому.

Врываемся во двор, запыхавшись, обегаем дом и застываем: в палисаднике топчется папа и косит траву между клумб.

– Вы чего? – поднимает он голову. – За цветами пришли?

– Д-да, – отвечаем хором, просто ничего больше в голову не приходит.

– Хотите Серафиме Альбертовне отнести?

– Зачем?

Папа выключает триммер и удивленно смотрит на нас.

– У старухи сегодня юбилей. Она все же директором вашей школы была.

– Т-точно!

– Гостей много приехало, гудит весь поселок. Даже дочь из столицы прикатила. Говорят, у нее своя торговая компания. Сама в роскоши живет, а мать в деревне держит. И куда мир катится?

Папа снова включает триммер, а мы с Зинкой тайком оглядываемся, еще надеясь увидеть чужой след под моим окном. Увы, земля скрыта под скошенной травой, да и в вечернем полумраке ничего разглядеть невозможно.

– Тогда Серафиме Альбертовне садовые цветы не подойдут.

– Что? – папа поднимает голову.

– Ничего. Пока, пап!

Мы убегаем, садимся в беседке. Наше расследование заходит в тупик. Зинка крутит в руках мобильник, словно ждет звонка, и это меня настораживает. Я протягиваю руку.

– Чего?

Зинка смотрит на меня, подняв брови.

– Мобильник дай.

– Зачем? – она прячет телефон за спину.

– Тогда сама удали номер.

– Ну, Варь! Не сходи с ума! – хнычет подруга.

– Я не хочу больше никаких контактов с этими людьми. Ты видишь, как ловко они сумели нас с тобой поссорить?

– Это ты ерундой занимаешься.

– Ерунда не ерунда, но я хочу все это прекратить.

– Да парни уже уехали в столицу, можешь не волноваться, больше ты их не встретишь.

Зинка демонстративно открывает телефон, нажимает на пару кнопок и показывает мне экран.

– Вот и отлично! – я встаю. – А теперь пошли за бутылкой.

– Зачем? Мы де уже все решили!

– На всякий случай. Это улика против них, будет нам с тобой защитой.

– Да ты точно кукухой поехала, прав был Виталя.

– Зин, не буди во мне зверя, – я пристально смотрю на нее. – Иначе…

– Да пошли уже, пошли, – вскакивает и она. – На сто процентов уверена, что это обычная вода.

Но и здесь нас ждет разочарование: Зинкина мама вылила воду, бутылку выбросила в мусорное ведро, а его вынесла.

Мусорные контейнеры тоже были пусты.

Так ничего не выяснив, мы расстаемся, недовольные друг другом и жизнью в целом. Но теперь я настороже: закрываю на ночь окно в комнате, задвигаю штору и все снимаю на камеру, чтобы утром не засомневаться опять в своих действиях.

«Забудь о мажорах! Забудь! – приказываю себе, уже погружаясь в сон. – Ты больше их никогда не увидишь.

Утром не успеваю я умыться, как звонит подруга.

– Слушай, сегодня юбилей у бабки Серафимы, целый день в поселке будет праздник, – возбужденно тарахтит она. – Василий Андреевич расстарался, хочет чествовать старуху с помпой! Целая программа.

– Неужели?

Я внимательно разглядываю штору, между полотнами которой появился просвет шириной с ладонь. Сейчас он меня интересует гораздо больше, чем массовые гулянья местечкового значения.

– Ага! Афиша висит на доске объявлений, на торгушнике и на остановке. В Доме культуры будет концерт, в магазине – ярмарка и скидки, а в кафе пекут вафли для мороженого.