Марухская экспедиция наглядно показала, что карачаевские лошади обладают яркими приспособительными и рабочими качествами, необходимыми для длительных высокогорных переходов.

О навыках и возможностях этих лошадей в горах можно узнать и из фельетона «Карачай» Люсина, напечатанного в нескольких номерах газеты «Северный Кавказ» в 1888 году. Восхищенно и в поэтических тонах автор писал: «Лошади не красивы на вид, но сильны, крепки и для путешествия по горам незаменимы. Карачаевские лошади… Тут, однако, я должен сделать лирическое отступление. Для того, чтобы дать вам некоторое понятие об этом благородном животном, я должен, волей-неволей, – углубиться в заманчивую область поэзии… Деловым языком ничего не расскажешь, и если бы даже я целый день надсаживался, описывая вам караковую масть, тавро, крепкие бабки и разные другие приметы карачаевской лошади, то ничего бы из этого не вышло, и никакого представления об этой лошади у вас не получилось бы. Нужно удариться в поэзию…».

И далее автор фельетона рассказывает о трех эпизодах в горах с участием карачаевских лошадей, очевидцем которых ему довелось быть.

Дело было в 1881 году. Люсин сопровождал профессора Линдемана в его поездке «на озеро Хурлар-Кель», что в десяти верстах от аула Карт-Джурт. С ними вместе отправились в горы и местные карачаевцы – аульный старшина с помощником, некоторые из почетных карачаевских старейшин и целая «свита» молодых людей, «джашей». Конное путешествие осуществлялось «верхом на карачаевских лошадях».

От самого аула повела тропинка их «по направлению к облакам». С одной стороны зияла пропасть, с другой высились гранитные скалы… Тропинка вилась и петляла между камнями, по верхушкам и карнизам утесов, падала в расщелины, терялась в чаще соснового старого леса, бежала по полянам и цветочным лугам. Наконец, она вовсе пропала.

На высоте шести тысяч футов путешественники дали отдых лошадям. Предстояло преодолеть самый крупный и опасный подъем. К Люсину и профессору Линдеману обратился Ислам Крымшамхалов: «Видите ли вы вон ту гранитную массу, что почти отвесно поднимается к небу?.. Видите ли вы в этой колоссальной стене темную щель… вот там, где зацепилось это серое облачко?.. Не правда ли, грандиозная вещица? Какова стена?! Вот на эту-то самую стену мы сейчас, милостивые государи мои, и полезем!».

Люсин писал, что они «с отчаянием» смотрели на эту грандиозную кручу «и безнадежно» спрашивали себя: «Неужели?!». На вопрос о том, чтобы оставить лошадей, был получен такой ответ: «…Как можно! Мы, именно, будем взбираться на эту кручу, сидя спокойно на лошадиных хребтах…». На опасение, что лошадь может сорваться, потому что «не кошка», последовало ободрительное: «Не бойтесь, – не сорвется…».

Подъем, несмотря на уклон в 75 градусов, действительно прошел благополучно. Он был так сложен и опасен, что спешились даже карачаевцы и пошли друг за другом, а лошадей пустили перед собой. Здесь и произошел первый эпизод:

«Вдруг лошадь Дудова сорвалась… Камень, на который она ступила ногой, обвалился, с треском, стремглав полетел вниз; и конь, сорвавшись с тропинки, чуть было не полетел вслед за камнем, но, зацепившись копытами передних ног за выступ скалы, повис над пропастью. От испуга и мышечного напряжения, лошадь дрожала всем телом. Наконец, она оправилась. С невероятной ловкостью, цепляясь копытами за выступы и морщины скалы, она вылезла опять на тропу и, фыркая и тяжело дыша, продолжала путь уже в приятном обществе своих как бы вдруг оживившихся, повеселевших товарищей…».

На обратном пути от озера произошло еще два эпизода, и снова карачаевская лошадь с честью вышла из них…