Гундины и без того огромные карие глаза расширились: она взглянула на собеседницу с изрядной долей недоверия.

«Мда, вру я не очень», – признала про себя Асида. Вокабулярчик-то не Валерин, отнюдь.

– Ты так смотришь, словно мне не веришь. Зачем мне врать?

– Я… я просто боюсь поверить, – по-прежнему тихо произнесла Гунда. – Он же не мог иметь в виду… меня?

– Этого он мне не говорил, тут не могу ничего утверждать, – нырнула в спасительные кусты Асида. И сразу, не дав гостье отдышаться, взяла быка за рога: – А теперь, дорогая, допей свой кофе и скажи мне: кто именно «говорит» о Валере и обо мне?

– Все, – просто ответила Гунда, пожала плечом, глотнула, наконец, остывающий кофе и снова закрыла глаза. Она пыталась загнать обратно слёзы радости и облегчения. Хотя никто так и не сказал, что Валере она, Гун, интересна, но он хотя бы не увлечен Асидой, а кроме того, появилась нежданная надежда на то, что…

– Угу, – Асида не собиралась сдаваться. – Попробуем по-другому: лично ты слышала – от кого?

– От Занды. Но она совсем не одобряет эту сплетню! – Гунда поспешила исправить неосторожное слово. Занда – официальная подружка Асиды, и если получится, что подруг поссорила она, Гун, то ой, что будет! Лучше не додумывать эту мысль до конца. – Она мне просто сказала, что, вот, мол, злые языки чего только не мелют– им лишь волю дай…

– Тут она, безусловно, права, – вздохнула Асида, поднимаясь с табурета. В этой лужице ловить было больше нечего. Но с Зандой разговор определенно предстоит. – Валера и впрямь хороший парень, Гун. Если вдруг я узнаю, куда он уехал, я тебе непременно сообщу. И кстати… выкройку-то – как? Искать?

* * *

Разводить интриги было не в Асидином духе, равно как и долго ждать, готовиться и оттягивать решающий момент. Поэтому тем же вечером она оказалась на Зандином дворе.

Подруга жила не в квартире, а в маленькой частной развалюшке, покрытой некогда розовой, а ныне сероватой и пооблупившейся штукатуркой. Следы бушевавшего над ней времени не сломили гордый нрав двухэтажной хибарки, и она по-прежнему бодро и свысока взирала покосившимися окошками на окружающую ее действительность, особенно на неизменных кур. За всю историю своей жизни домик повидал уже, наверное, не менее тридцати поколений пеструшек. Но что толку – всё равно они совершенно не менялись ни внешне, ни поведенчески. И сегодня, как век назад, они семенили по двору, покачивая головами, слегка покряхтывая в такт шагам и выискивая в пыли что-нибудь съестное. Разница лишь в том, что век назад этим съестным были крошки калача из соседней лавки, а сейчас – кусок печенья «Земляничное», которое никто из людей всё равно есть не может ввиду чрезмерного сходства на вкус с куском «Земляничного» же мыла. Не беда, наши курочки склюют и не такое, хмыкнул бы дом, если бы кто-нибудь мог его услышать.

А вообще, интересно было бы услышать мысли древнего дома, подумала Асида, просовывая руку сквозь штакетник калитки и отодвигая язычок щеколды. Вот, например, когда пришли красные, они как – аккуратно открыли щеколду, чтобы добро не портить, или просто снесли дверь с петель? Нет, всё-таки, красные, во-первых, наши, то есть плохого не делают, а во-вторых, они крестьяне, то есть рачительные. Интересно, зачем мне это в голову сейчас пришло?