«Наверно, если бы мы больше никогда о ней не слышали, то смогли бы жить дальше своей жизнью, – продолжает Сильвия. – Тем, что от нее осталось».

Но чувствуется, что эту семью время не в силах исцелить.

Сильвия показывает черно-белую фотографию в рамке, на которой запечатлен светловолосый Робби, играющий на пляже с ведром и лопаткой. Она стискивает руку дочери.

«Как бы долго ее ни держали взаперти, этого будет недостаточно. Надеюсь, она сгорит в аду».

Я закрываю айпад и потираю глаза. Шрифт на отсканированном изображении оригинального титульного листа мелкий и размытый. С недавних пор я посвящаю этому слишком много времени. Бесконечно ищу в Интернете любопытные статьи о деле Макгоуэн. Это стало чем-то вроде навязчивой идеи.

Добравшись до конца улицы, я замечаю Лиз Блэкторн, выходящую из магазина «Ко-оп». Она смотрит прямо на меня. Я машу рукой и уже собираюсь перейти дорогу, чтобы перекинуться с ней парой слов, когда вдруг она разворачивается на каблуках и спешит в другую сторону – кончик ее белой косы торчит из-под нижнего края куртки, похожий на хвост. Это очень странно. Я готова поклясться, что она меня видела. Ну что ж, вероятно, сегодня утром она сосредоточена на чем-то другом. Я веду себя так же, когда очень занята. Несусь, будто лошадь в шорах, не обращая внимания ни на кого и ни на что вокруг. Кроме того, я и без того опаздываю.

Кэти живет в одном из новых домов наверху Флинстед-роуд, в противоположной стороне от моря. Внутри он светлый и просторный, словно сошел со страниц каталога «ИКЕА». Нас тут шестеро, включая Карен из Книжного клуба – я и не подозревала, что она дружит с этой компанией, – и трое детей. Кроме того, мне приятно видеть здесь дружелюбное лицо Фатимы. Кэти только что приготовила всем чай и кофе и теперь листает большую офисную папку.

– Ненавижу, когда люди не заполняют журнал должным образом, – возмущается она.

Дебби принимает притворно-озабоченный вид:

– Наверно, это была я. Извините. Я думала, что заполнила.

Кэти бросает на меня многозначительный взгляд:

– Вот так это и происходит, Джоанна. А потом они жалуются, что их баллы не соответствуют действительности.

Я улыбаюсь, как будто понимаю, о чем она толкует. Журнал? Баллы? Во что, черт побери, я ввязалась? Представляю, что скажет Тэш, когда я расскажу ей об этом.

Фатима наклоняется ко мне:

– Каждый раз, когда ты сидишь с чьим-то ребенком, ты получаешь баллы. Чем больше у тебя баллов, тем чаще ты можешь запросить няню для себя. Мы по очереди ведем журнал и проводим собрания.

– Вот именно! – говорит Кэти. – Я как раз собиралась все это объяснить. По сути, это услуга за услугу. Ты получаешь балл за каждые полчаса, которые сидишь с чужим ребенком. Итого два балла в час и по баллу за каждую четверть часа после полуночи.

Я киваю, делая вид, что вникаю в услышанное.

– Насчет ночи нужно договариваться заранее, – уточняет Карен. – А если у тебя ноль баллов, ты не можешь воспользоваться няней.

– Ну, вообще-то можешь, – поправляет высокая рыжеволосая женщина, чье имя я уже забыла. – Если кто-то добровольно вызвался тебе помочь и никто другой не имеет над тобой приоритета.

Карен поджимает губы.

– Но тогда у тебя будет минус один балл! – замечает она. – И мы договорились, что постараемся больше так не делать, потому что… все выходит из-под контроля, и это несправедливо!

Я еле сдерживаю смешок. Они устраивают из этого настоящее шоу с церемониальными песнями и плясками! От неловкости меня спасает звонок в дверь.

– Это, наверно, Кей, – говорит Фатима. – Она предупреждала, что опоздает.

Женщина, которую Кэти вводит в комнату минуту спустя, кажется мне смутно знакомой. Короткая стрижка в стиле Джуди Денч и добрые морщинистые глаза.