А затем они засияли.

Я просто хотела отрезать свободную ниточку, но обнаружила, что не могу выпустить ножницы из рук. Внезапно в моем разуме возник образ законченной шали – прямо как я ее нарисовала. Но добиться такого результата за оставшиеся несколько часов было невозможно.

«Ты все сможешь», – заверил меня голос. Мой, но только более уверенный.

Ножницы скользнули по шали, будто завладев моей рукой. Невидимые нити восстановили урон, нанесенный водой, даруя ткани новую жизнь, а цвета из баночек с краской впитались в шелк, в то время как размазанные пятна растворились и рассеялись, пока не вернулся первоначальный рисунок.

Как бы невероятно это ни звучало, ножницы не только резали, но и вышивали. Тонкие серебристые лезвия рассекали и собирали нити с вышивальным шелком, выплясывая на ткани, вышивая замысловатые цветы, птиц, деревья и горы с точностью и элегантностью.

С магией.

Магией, которой я не могла противиться. Рука отказывалась выпускать ножницы, как бы я ни старалась их снять, как бы ни хотела их отложить. Меня охватило заклятие, опьяняя своей силой.

Если бы не раздражение кожи между пальцами, я бы подумала, что все это мне снится.

Сделав последний надрез, ножницы поблекли, их сияние погасло.

Полностью изнеможенная, я плюхнулась на стол и уснула.

Что-то острое впилось в бок.

Мои веки дрогнули, но не открылись. Господи, если это Кетон будит меня тычками спицей…

Злобный смешок.

– Проснулся, симпатяга?

Стоп, это не похоже на Кетона. Ну разумеется! Я во дворце, а не дома с отцом и братом.

Я сонно заворошилась. В уголке губ засохла слюна, и когда я вытерла ее рукавом, надо мной нависло круглое лицо мастера Бойеня.

Он причмокнул губами.

– О, мы прервали твой прекрасный сон, мастер Тамарин?

Мои глаза распахнулись. Почему он сделал такой акцент на слове «мастер»?

Неужели знает, что я девушка?

«Нет-нет-нет», – подумала я, полностью приходя в себя. Должно быть, слух о том, что я не мастер, уже успел распространиться. Не нужно много вынюхивать, чтобы узнать, что никто из сыновей моего отца еще не получил это звание.

Бойень усмехнулся.

– Тебе не помешало бы собрать вещи. Ты ведь отправишься домой, твоя шаль испорчена.

Я вскочила на ноги. Шаль! Где она?

Мне смутно помнилось, как мои ножницы сияли и резали… словно в них вселился дух. Нет, нет. Это невозможно, наверняка мне все померещилось.

Небеса, должно быть, я уснула, так и не закончив работу! Я начала лихорадочно рыться в вещах на столе, пытаясь найти шаль. Затем вспомнила: прямо перед тем, как спрятать отцовские ножницы, я положила ее в корзинку с нитями из дома.

Присела, выуживая шаль из укрытия. Ее было нетрудно найти – из-под катушек выглядывала бледная, как нарцисс, ткань.

Развернув ее, я ахнула. Это был не сон.

Идеальные стежки и изысканная вышивка – на них потребовался бы целый месяц. Выкладная нить была безупречна, двенадцать цветов равномерно смешались друг с другом, из-за чего рисунок с лилиями и пионами казался реальным. Даже дама восстановилась; она стояла в ярко-фиолетовом халате среди розовых и алых цветов, но, если присмотреться, девушка больше напоминала меня, чем леди Сарнай.

Как глупо, глупо! Шаль помялась. Почему я не сложила ее должным образом?

Я встревоженно разгладила складки. Слуга принес мне сковородку с раскаленным углем, и я со всей осторожностью прижала ее к шали, чтобы не сжечь хрупкую ткань.

Процесс так меня увлек, что не хватило времени съесть принесенную слугами горячую миску с кашей. Не в моих правилах игнорировать бесплатный завтрак – отец всегда говорил, что желудок управлял моим сердцем, но, как бы ни мучил меня ароматный запах, нужно было довершить работу над шалью.