– Двадцать два, – ответила Ниночка, не заглядывая в блокнот.

– Молодой. Если его на убийство примеривали, то давили по полной программе, а он выстоял. Или, может, потому и выстоял, что сам братца старшего застрелил? А что, подсуетился, алиби надежное организовал, потом стырил у брата пистолет, в шутку приставил его к виску… Чужого человека этот Илья вряд ли так близко подпустил бы.

– Гоша, остановись! – Баринов бросил карандаш на стол. – Расследовать убийство Ильи Алябьева нас никто не нанимал. Наш клиент – Иван Алябьев. Вот и займитесь с Ритой выполнением работы, за которую он платит.

– Так разве я против? Пойдем, Ритка, сочиним, как нам клиента нашего укокошить поживописнее!

Я послушно поднялась и двинулась за напарником, но из кабинета выйти не успела. Хлопнула входная дверь, и Володя Стрешнев весело объявил:

– Привет труженикам частного сыска!

– Володя! Ты какими судьбами к нам?

– По долгу службы, ясное дело, не для собственного удовольствия! Хотя сами знаете, я к вам всегда рад заглянуть… Ниночка, золотце, я позавтракать сегодня не успел. Чайку бы!

– С бутербродами, – понимающе кивнула секретарь-референт и махнула мне рукой: – Рита, пойдем, поможешь мне.

Пока она освобождала свой стол от бумаг, я включила чайник и достала из холодильника колбасу. Нина привычно обругала мировой финансовый кризис, из-за которого застопорилось строительство нашего нового офисного здания. Там будет настоящая кухня, со встроенными шкафчиками, плитой и обеденным столом. Пока же все кухонные принадлежности стоят у нас на широком подоконнике, а если мы садимся пить чай вместе или в гости кто приходит, то устраиваемся в приемной, за столом Ниночки. Вот и сейчас мы в четыре руки делали бутерброды (солидные, ломоть колбасы должен быть не тоньше ломтя хлеба – других наши мужчины не признают) и прислушивались к разговору.

– Хорошо у вас, ребята, – заливался соловьем Володя, – и сами вы молодцы, только когда же вы клиентов выбирать научитесь?

– Это не мы их, это они нас выбирают, – немного напрягся Гошка. – Спорить не буду, разные люди случаются, но сейчас-то чем мы тебе не угодили?

– Так ведь опять на душегуба взялись работать! Ну, объясните вы мне, что вас вечно на такую публику тянет?

– Обижаешь, Володя, – добродушно возразил Баринов. – На душегубов мы никогда не работали, а вот доказывать невиновность людей, которых вы в убийствах подозревали, это случалось. И настоящих убийц мы, кстати, тоже находили, и тебе лично в руки передавали.

– Было, не спорю. – Стрешнев подсел к столу и цапнул с тарелки бутерброд. – Но сейчас – то – сейчас совсем другое дело! Сейчас у вас в клиентах настоящий убийца, пробы негде ставить!

Баринов и Гоша последовали примеру гостя и взяли по бутерброду, мы с Ниночкой тоже подсели к столу.

– Ты что имеешь в виду? – Я есть не хотела, да и чай себе налила просто за компанию. – Если ты насчет Паршина, то, во-первых, он нам не клиент, а вовсе наоборот…

– Вот именно, наоборот! – Стрешнев едва не подавился колбасой, но говорить не перестал. – Конечно, наоборот, раз он, Паршин, как раз и есть жертва преступления.

– Что значит жертва? – теперь поперхнулся и закашлялся Гошка.

– Паршина убили? – спросила я, вместо напарника. – Не может быть! И кто мог это сделать?

– Так я же вам и говорю, клиент ваш! Иван сын Антонов Алябьев – он и есть душегуб.

Несколько секунд мы все молчали, глядя друг на друга, потом Ниночка высказала общее мнение:

– Бред какой-то. Он не мог убить Паршина.

– А что он сам говорит? Алябьев? – осторожно уточнил Гошка.

– В том-то и дело, что ничего не говорит.