– Ты о чём?

– Я каждый день вижу в этом баре десятки разных разумников и никогда здесь не бывает спокойно – если Вы хорошо присмотритесь, моя дорогая, то увидите неприязнь одних рас к другим и очень обострённую. Вас подолгу не бывает в Миаверле, но, когда бы Вы ни вернулись, я ни разу не замечал за Вами негатива по отношению к другим. Почему?

– Хм, я как-то не задумывалась. Ну, то есть выродков в космосе хватает, но однозначного мнения на счёт целого народа у меня нет. Не бывает плохих народов, в народе бывают плохие люди.

– Люди? – он быстро понял и снова улыбнулся, – А, ваши сородичи.

Она кивнула:

– Знаешь, в моём виде очень много разных народов, которые веками воевали из-за разных мелочей. Но мне повезло родится в стране, где это смогли изменить, – она улыбнулась, ненадолго отдавшись воспоминаниям, – Так что считай, что это дело привычки и воспитания.

– Побольше бы разумников вроде вас, моя дорогая. – улыбнулся он.

– Да брось! – усмехнулась Рат-Натрува.

На другом конце зала с громким шипением встали двое рептилоидов дранкасов. Крупный из них намеренно опрокинул стул и обернулся в дверях, дико оскалившись:

– Катись за горизонт, карвах! – и с этими словами скрылся.

– Оу, – бесчувственно и не снимая своей профессиональной улыбки выдохнул Бармен в ответ на повеление пропасть за горизонтом событий ближайшей чёрной дыры, – они не заплатили.

– Это они к тебе так обратились?

– Вероятно.

– Карвах? А что это значит?

– Урод, родившийся из испорченного яйца – нежизнеспособный отброс, годящийся только на то, чтобы его съели, – казалась его улыбка стала только шире, левый глаз дёрнулся.

– Ты не обижен? – с осторожностью спросила Натрува.

– В этом нет смысла. Да и потом, оскорбление вышло не корректным, а это место всё равно обречено на банкротство.

– Но ведь ты мог бы его продать, купить другое заведение, разве тебе не жалко так всё оставлять?

– Одно маленькое заведение вроде этого – ничто по сравнению с действительно важными вещами, даже если оно мне нравится. Как и двое дранкасов ничто по сравнению с норгасаэлем. – в его тоне едва прозвучала едва заметная злоба.

– Хе-х, – усмехнулась Натрува, – не хочу тебя обескураживать, Бармен, но ты бы один не справился с двумя дранкасами.

– Не хочу вас обескураживать, дорогая Рат-Натрува, но норгасаэль никогда не бывает один, – его голова дёрнулась, и он сменил тон, – А теперь прошу меня простить, мне нужно навести порядок. И раз уж меня всё равно ждёт разорение, угощайтесь за счёт заведения. Спасибо, что были моим постоянным клиентом.

– Но, Бармен, я не…

– Дорогая, прошу Вас. – перебил он.

Натрува тяжко вздохнула:

– Ладно, но, если что, то ты сам предложил.

– Я запомню.

Он достал тряпку и вышел из-за стойки. Натрува заметила, что Бармен сильно хромает на одну ногу, а на левой нижней руке не хватает пальца и кисть перемотана. Сколько же выпало на твою душу, Бармен. Твоя улыбка – это свидетельство поразительного оптимизма или отчаяния?

«Туманность королевы» в бокале стала выпускать голубые блёстки вместо золотых и её, наконец, можно было пить.

Натрува ещё раз вдохнула свежий сладковатый запах, ставший, не таким резким и отпила небольшой глоток. Её рот наполнился, казалось, не жидкостью, а мягким сниженным газом терпкого нектара. Женщина сделала глоток и приятный вкус быстро сменился пульсирующим теплом кисловатого послевкусия. Рат-Натрува как-то рассчитывала, что «Туманность королевы» по крепости почти такая же как молодое домашнее вино, впрочем, этого бокала Натруве хватало только на то, чтобы расслабится и она рассчитывала повторить эту порцию ещё дважды. Женщина сделала глоток побольше и закусила лепестком дотпа. На вкус он был как что-то среднее между кислой клубникой и грушей, а по консистенции как суккулент – полупрозрачная плоть со скользким липким соком в синей матовой кожице. Дотпы отлично подходили к «Туманности королевы», но как замечал Бармен, такое сочетание только Натруве и нравится.