– Тихо не кипятись. Чего распалился?

– Мне бы хоть одного на отсек успеть смастырить, мало-мальски путёвого. И одного «Грозного» уворовать у соседей, тогда я хоть спать смогу. А меня уже сейчас бессонница с кошмарами колотят!

– Господи, в первый раз что ли такое?

– Да нет, – голос меха стал тише. – Старше становлюсь, прогматичней.

– Скабрезней и мнительней, – хихикнул помощник. – Всё разобрали. Пошёл. А с Иваном я перетолкую, может, уговорю остаться.

– Бесполезно. Пробовал.

Свет из каюты брызнул в полутёмный средний проход отсека. Максим, как отпущена пружина, занял положение по стойке «смирно».

– Через два часа быть у моей каюты, – приказал вышедший Козлов, оценивая взглядом положение старшего матроса. – Вестовым поработаешь. Отпустишь на двадцать минут? – Повернул голову к сидящему меху.

– Добро, отпущу.

Помощник задержался на пять минут. Максим успел выспаться за это время у каюты каплеев. Как мало человеку надо, чтобы хоть сносно восстановиться. Смирнов понял это, когда Козлов растормошил его.

– Смотрю, времени даром не теряешь.

– Виноват. Сморило.

– Не оправдывайся, вижу, как всем тяжело, – капитан-лейтенант забросил свою кожаную папку в каюту. – Разыщи Грозного и ко мне.

– Есть, – в развороте отрапортовал стармос и двинулся в корму. – Чего его искать? Спит, как и положено, по сроку службы, в трюме шестого, – спокойно отметил про себя.

Потом опять стоял за переборкой, вслушиваясь в тихий разговор.

– … окончательно и бесповоротно?

– Да на торговый флот.

– А ты понимаешь, мы завтра в море без годов уйдём. А подгодов так-то мало, и путёвых кот наплакал. Меху положиться не на кого будет. Тебя совесть не заест, если с нами произойдёт последнее погружение?

– Не надо на совесть давить, Владимир Алексеевич. Я своё Родине сполна отдал.

– Значит, до упора будешь дрыхнуть, качаться и киношку по ночам крутить?

– Значит буду.

– И домой пораньше не хочешь?

– Хочу. Только кто отпустит, если сам комбриг рапорта ждёт?

– Через неделю отпустим, если…

– Что если? Вы уж договаривайте, Владимир Алексеевич.

– Даю тебе шесть суток. Из Пионера сделать своё отражение. Пусть немного блёклое и размытое в общих чертах, но по специальности полное и ясное.

– Да вы, что шутить изволите, товарищ капитан-лейтенант?

– Сомневаешься в своих способностях? Тогда труби до победного.

– Хорошо. Идёт. Но одно условие – мои методы даже не обсуждаются в высоких инстанциях.

– Добро. Сговорились. Можешь через час приступать.

Дверь каюты брякнула об ограничитель. Грозный прошаркал мимо, хмыкнув в макушку обалделому подчинённому.

– Ну, теперь точно вешаться или за борт пора, – червячок предательского ужаса, шевельнулся в затылке.

– Макс! Хана ко мне!

– Поговорим на равных, – Смирнов выудил Аслахана из цистерны главного балласта и опять подслушивал сидя у переборки. – Ты мне нужен, как серый кардинал.

– Рад слышать такие лесные речи от собрата. Только двум кардиналам одинокого цвета трудно бывает найти общий язык.

– У нас с тобой разделение епархии.

– Только я как младший по званию не смею пачкать вашу рясу?

– Соображаешь. Паству и границы деятельности, надеюсь, разделили, по совести.

– Тогда чего изволите, Ваше Преосвященство?

– Надо из Пионера сделать талисман.

– Земляка к престолу?

– Сам видел, с его появлением любые двадцать пять пролетают удачно. Да и для команды нужен столб спокойствия, пусть мнимой, но постоянной надежды и удачи.

– Мысль забавная и выполнимая. Тем паче есть на какие факты опереться.

– Просветишь?

– В первый день Конь легонько помог ножкой данному бойцу на пробежке. В итоге искупался за бортом с вывихнутой лодыжкой. Секрет с Химом пытались воспитывать. Одного еле откачали после близко принятого к сердцу разноса комбрига и личной обуви. Другой, бедняга три дня страдал стоматитом. Есть ничего не мог, от похудения чуть ветром в сопки не унесло. Ладно, старпом вовремя попался, подхватил беднягу. Да и другие чудеса за данным отпрыском отмечены.