Жрец был ошеломлён. Он знал об Эуре, но не мог предположить, что тот может обладать силой мысли. Эур молча наблюдал за раскрывшимся действом. Наэла спокойно приняла своего врага, видимый на экране, но лишь на несколько кратких секунд, после которых уже не смогла сдержать эмоции, выразившиеся в гневных словах, брошенных в лицо Турона. Не сдержалась, хотя должна была спокойно посмотреть на него и войти в его подсознание. Эмоциональный выплеск ослабил силу её мысли, в результате чего дальнейшее движение к подсознанию жреца было остановлено.

Наэлу можно было понять. Спокойный вид Турона возмутил её и выбил из «колеи», что, между прочим, было благом для неё, так как дальнейшее продвижение к разуму Турона грозило ей неминуемой смертью, о чём она, конечно же, не знала и даже не могла предположить, что была близка к самоубиению.

Вход в подсознание Турона не состоялся, и это Наэла поняла, оставалось одно, изливать на жреца всю свою боль и выплёскивать в его лицо всё накипевшее в душе, что она и предприняла. Её дальнейшие яростные слова были гневны и жестоки, но Турон даже не показал вида, что принимает их близко к сердцу, он улыбался, слушая Наэлу, как будто это было даже приятно ему. Выслушивая принцессу, он дождался интервала в её речи, а это произошло, когда она сделала глубокий вдох для дальнейшей тирады, и спокойно произнёс:

– Рад тебя видеть, милая!

– Что-о-о? – опешила Наэла.

– Да, да, рад и очень, милая девочка! – повторил приветствие Турон.

– Не смей называть меня милой, – крикнула Наэла и крепко сжала пальцы рук, как боксёр перед боем. В груди Наэлы пылал огонь мести, она почти захлёбывалась от гнева, и это видел Турон и был он спокоен. – Моли всевышнего, что жив, что не лишился жизни, что не уничтожила в тот же миг, как увидела тебя! – выплёскивала она кипевшую в груди ярость и от этого становилась похожа на пантеру.

Эур был молчалив, он был сторонним наблюдателем, но не безучастным, в голове его проносились мысли, ответы на которые пытался, но не мог найти. Он понимал свою жену, но одновременно с этим и не поддерживал в её гневе, и этому была причина. Его захватило нечто более важное, нежели созерцание двух непримиримых врагов, коими были Наэла и Турон. Его поразило сходство самого себя с Туроном, – обликом, глазами и даже голосом они были как братья близнецы.

– Лишиться жизни! – улыбнулся Турон. – Каким образом? Силой твоей мысли? Пойми, милая девочка, жизнь моя не подвластна тебе, а вот ты рисковала, предприняв попытку входа в мой разум. Хотя… я знал, что со временем ты поступишь именно так, поэтому уберёг тебя от глупого поступка. Всё, что тебе хочется знать, ты узнаешь, но лишь тогда, когда этого захочу я. А вот твоя тревога напрасна. Я ничего не замышляю против тебя, как и против человека, что находится рядом с тобой. Живите в мире и покое, я не желаю вам зла. Заботься о своём муже Але-Эуре.

– Не бравируй своей мощью. Ты был, есть и будешь моим рабом! – не утихая в гневе, ответила Наэла.

– В какой-то мере ты права, милая. Все мы чьи-то рабы, а перед очами прекрасных женщин мы мужчины бессильны. Гнев тебе не к лицу, но глаза… они прекрасны в неистовстве. Не надо метать молнии, строить козни, твоё дело любить и быть любимой, милая девочка! Укроти свою ярость и отправляйся с мужем в долину жизни. Скоро зима, не теряйте время на проникновение в мой разум, он для вас закрыт. Готовьтесь к суровой зиме. Обустройте своё новое жильё и заготовьте топливо впрок. Когда снег покроет землю, добывать его будет трудно. Вот о чём вам нужно думать сейчас, а не о мести. Повторяю, я против вас ничего не замышляю!