Затем в моей голове смутной кляксой начинает всплывать прежний образ этой сонной комнаты – и вот я уже понимаю, отчего она вдруг показалась мне совершенно чужой. Здесь неестественно тихо. Прежде гостиная всегда была до краев заполнена озером звуков и ритмом движений. Подобно суетному муравейнику, комната жила своей собственной жизнью: здесь мы ужинали и отдыхали, здесь же играли в настольные игры и слушали музыку, здесь разговаривали, пили чай, смеялись, спорили и засыпали. Отныне же она наполнена лишь глухой тишиной. Казалось, в окна однажды постучало капризное время, впорхнуло внутрь и, накинув невесомую пелену беззвучной пустоты, усыпило каждый предмет.

Неожиданно свалившееся на меня чувство ностальгии заставляет начать неторопливо кружиться по комнате в робкой надежде вернуть ей былое дыхание. Я поднимаю ослабленные руки и толкаю ими черничные облака вечернего воздуха. Закрываю глаза и представляю себя не тут – в клетушке небольшой комнаты, а на балу в окружении блеска огней и скользких взглядов. Я надела особенное платье, оно напоминает мне белые крылья морской птицы, ведь его легкая юбка взлетает в небо так же неистово и быстро, а после тихо кружится в вальсе воздуха и дыма. И вот уже полностью погрузившись в удивительный мир танца, я четко соблюдаю ритм, и мое расслабленное тело движется в такт воображаемой музыке, и вдруг звук маминого голоса возвращает меня к реальности.

– Ты очень красиво и, главное, вдохновенно танцуешь, и я бы, наверное, смогла наблюдать за тобой вечность, но знаешь, я пришла спросить, может быть, ты попьешь чай вместе с нами. Поговорим…

– Э-э-э-э… Я не знала, что это кто-то видит. Я просто вспомнила… ну ладно. Действительно, что же это я, может, и вправду испить с вами чаю.

– Пойдем, там у бабушки есть замечательный яблочный пирог, как раз такой, какой ты любишь больше всего на свете, – игриво добавляет мама.

– Иногда кажется, что я смогла бы продать душу только за то, чтобы еще раз его отведать, – с улыбкой отвечаю я.

С неистовой жадностью я откусываю огромный кусок бабушкиного пирога. Теплый его аромат растекается по кухне призраком ушедшего детства. Лето, вплетенное в пшеничные косы, давно дремало в коридорах памяти, теперь же испуганно встрепенулось и задышало. Я вслух восхищаюсь отменным вкусом пирога, а также мастерством того человека, кто его сотворил. Бабушка застенчиво улыбается и напоминает мне, где именно она научилась его готовить. Это произошло на нашей даче, когда в жаркие летние дни казалось невозможным съесть что-то тяжелее сладкого яблочного пирога.

В течение всей своей недолгой жизни я была уверена, что наша дача – место, где начинается этот мир. Энергия здесь обретает материю, но здесь же вновь распадается на атомы. Отсюда все выходит и сюда возвращается. Я помню, как в конце сезона меня посещала невероятная радость от того, что мы покидаем это магическое место до следующего лета, а позже – с наступлением зимы – охватывала безжалостная ностальгия, и единственно желанной казалась лишь возможность незамедлительно вновь очутиться там. В темноте захмелевшей ночи посидеть втроем напротив небольшого костра. Поковырять его железной кочергой, поговорить о вечном, заглянуть в ледяной океан звездного неба и снова почувствовать себя прежней – свободной и крошечной. Ненасытный мир застывает вокруг ослепительно прекрасной декорацией, а ты вдыхаешь и не выдыхаешь после: льдом сковано твое нутро, но лед этот не хоронит, он пробуждает к жизни. И ты не замерзаешь изнутри, ты просто перестаешь стареть. Хрустальными пальцами крепко ухватив момент, ты более не можешь стереть его безжалостным ластиком времени.