Выступление было окончено. Тем не менее, зрители не аплодировали. В их взглядах я видел то, чего не видел никогда: страх. Заприметив на себе мой взор, они тут же опускали голову. По всей вероятности, меня никто не остановил во время драки потому, что свидетели боялись даже подойти ко мне чуть ближе.

Лишь Марфа Фёдоровна смотрела на меня по-другому. В отличие от других, она как будто понимала, насколько было для меня важно поставить Егора на место.

Совсем забыв о разбитой вазе, я шумно выдохнул и беспардонно удалился, чудом вспомнив о своём портфеле, который забрал из класса литературы. В голове творился хаос. Меняя транспорт, я думал обо всём, начиная с какой-то ерунды, заканчивая смыслом человеческого бытия. Дорога впервые показалась очень короткой. Но когда я переступил порог дома, моё состояние резко и кардинально изменилось: мозг застыл, стало несравненно легко… Я чувствовал себя свободным человеком. Абсолютно свободным! Точно сбежал из колонии строгого режима. Меня должны были казнить, но я произнёс такой монолог, что взял за душу даже палача, и смертельное наказание отменили. Невесомость… Казалось, взлечу! Словно в мире не было ничего, кроме моих мыслей. И чтобы насладиться этим состоянием, я разлёгся на полу в позе морской звезды.

Прошло не меньше трёх часов. Я всё ещё лежал, наслаждаясь ощущением полной гармонии, а на моих разодранных губах была видна едва заметная улыбка тихого счастья. Из транса меня вывел звонок.

– Рома! Почему не звонишь?! Ты смотрел на часы? Мы же договорились! – возмущалась мама. Она взяла отпуск и уже второй день жила у своей подруги в Ростове. Отдых был ей необходим.

– Извини, мам. Просто замотался тут…с уроками, – сочинял я, пытаясь оправдаться и её утешить.

– Ладно. Но не забывай, пожалуйста. В лицее всё порядке?

– Д-да-да.

– Точно? Что-то как-то неуверенно ты…

– Нет-нет! Нормально. Не переживай.

– Ну ладно, – намного спокойнее отозвалась она. Правда маме была нужна только тогда, когда, действительно, всё было в порядке. О плохом она предпочитала не знать.

– Как ты? Тётя Соня?

– Да мы-то что? Хорошо. Сегодня много гуляли. По музеям прошлись, – бездушно ответила мама. Она вообще не любила мне рассказывать о себе: слишком много значил для неё я. По всей вероятности, причиной её чрезмерной забыты было отсутствие у меня отца.

Ещё немного мы поговорили о полезных свойствах борща, важности полноценного сна, а также о том, что весна – не лето, и, следовательно, роль тёплой одежды гораздо выше, чем можно подумать.

Позднее, попрощавшись с мамой, я постарался вернуться к своему состоянию, но мой разум ожил. И на меня тотчас же нахлынули мысли, словно задались целью скомпенсировать упущенное. «Отчего стало так легко?» – спросил я самого себя и сразу же ответил: «Я полностью избавился от тяжести. Исцелился».

На протяжении многих-многих месяцев, не считая каникул и выходных, Егор практически ежедневно третировал меня, а я терпел, терпел… терпел. Регулярно внутри накапливались, но притуплялись очень сильные эмоции. Они уничтожали мою душу.

Поднявшись на ноги, я заходил по комнате, размышляя о новом общественном мнении обо мне. Застенчивый, щуплый трус, не способный за себя постоять, превратился в человека, которого боялись… Раскрепощённого, сильного, смелого, решительного. И в глазах Марфы Фёдоровны всё было точно так же! Вдумываясь в это, я широко улыбался и даже смеялся. Хотелось громко разговаривать, сильно жестикулировать. Внутри было столько энергии, что меня разрывало на части.

Внезапно мой сотовый звякнул. На экране показались три сообщения от Снежаны. Видимо, первые два пришли значительно раньше, поскольку я их пропустил. Наверное, она их отправила, когда ехал в метро. Снежана писала: «Ром, что бы я ни сказала – всё будет как-то неуместно… Но не попросить прощения не могу. Мне ужасно стыдно. Я помню, ты говорил, что тебе не по душе подобные шутки. Понимаешь, мама вчера родила… Ульяшу. Я собиралась тебе сообщить! Но не успела. У меня была такая радость, что я потеряла над собой контроль. Это, конечно, не оправдание! Я просто объясняю».