ну ехал себе по дороге,
не слушал бы он, что ему тот старик,
что лошади прямо под ноги
откуда-то вылез, наплел он ему
с три короба бреда такого,
а ехал бы дальше в свой этот поход —
и жил бы тогда, право слово,
до старости он до глубокой, но вот
зачем-то он уши развесил
и сам себе смертный тогда приговор
как камень на шею повесил.
Когда из истории нашей мораль
извлечь случай нам выпадает,
ломаем мы перья, чернила мы льем,
но, как это часто бывает,
и рифма нам катит, и дело идет,
но только вот черт его знает:
прочтешь это все – что-то вроде не так,
чего-то нам здесь не хватает.
Чего же нам здесь не хватает, друзья?
Порой Божья искра сверкает
и перлы рождает один за другим,
увы, это редко бывает.
И все же мы слово сказали свое,
негромкое пусть и простое,
но, может, потомки запомнят его?
А в общем, и то и другое.
На этом я с вами прощаюсь, друзья,
до встречи, когда выпадает
мне случай заветный взять в руки перо.
Надолго ли? Кто его знает…
«Звучит под струн веселый звон…»
Звучит под струн веселый звон
лихая песня плясовая,
а дева, дочь кавказских гор
танцует в такт, не уставая.
И руки словно два крыла
раскинув в позе безмятежной,
идет под музыку она
походкой плавной и небрежной.
Отравой сладкою полна,
она сама о том не знает
на шумном празднике своем
и ловко сети расставляет.
Немудрено, если она
кому-то сердце растревожит:
кто попадется в сети к ней,
тот долго выбраться не сможет.
А я в том танце вновь и вновь
свое черпаю вдохновенье
и, глядя, думаю: продлись,
продлись, прекрасное мгновенье!
Простой естественный мотив,
но как в душе он отдается!
И ноги сами в пляс идут,
и с новой силой сердце бьется.
Но, как ни весел праздник наш,
увы, закончится он скоро,
умолкла музыка – и вот
уже расходятся танцоры.
Я в наступившей тишине
ловлю последний жест прощальный.
Не пой, красавица, при мне
ты песен Грузии печальной…
«Я не верю, что жизнь оборвется…»
Я не верю, что жизнь оборвется
за незримой чертой роковой,
что отмерила век наш короткий
что отпущен судьбой нам с тобой.
Жизнь имеет свое продолженье
и однажды начнется опять,
а иначе не стоило вовсе
этот странный спектакль затевать.
Жизнь – театр, а люди актеры,
как заметил однажды Шекспир,
как огромная общая сцена,
год за годом все вертится мир
в этом странном спектакле, где каждый
выбрал сам себе роль и где им
можно, если не справишься с ролью,
поменяться ролями с другим.
Кто сыграл свою роль тот уходит,
пропуская соседей вперед,
ну а там режиссер, что затеял
свой спектакль, давно уже ждет.
Он артистов своих, словно кукол,
сложит в ящик до лучших времен,
второпях не считая при этом
ни наград, ни чинов, ни имен.
А на смену им снова и снова
все приходят другие, и вот
продолжается действо на сцене
и по-прежнему ждет кукловод.
Ждет, когда же закончится смена,
что выходит на сцену, когда
те, чье время прошло безвозвратно,
покидают ее навсегда.
Вот тогда он достанет обратно
из старинных своих сундуков
тех, кто все эти долгие годы
крепко спали, не ведая снов.
И устроит большую премьеру,
чтобы разом на все времена
все, что прежде здесь было когда-то,
своим блеском затмила она.
«Укрыто истины зерно…»
Укрыто истины зерно
Загадок пеленой.
Извлечь его на свет дано
Науке лишь одной,
Что открывает нам порой
Неведомую суть
И помогает раз иной
Нам смело заглянуть
В глубины недр, что до сих пор
Так бережно хранят
Вдали от любопытных глаз
Свой драгоценный клад.
Открытий новых яркий свет
Откроет нам пути,
Что чередой грядущих лет
Нам предстоит пройти.
И мир вокруг преобразит
Могучих новых сил
Стихия, та, что человек
Из тайных недр открыл.
Бывает часто в жизни так,
Что истины зерно
Лежит совсем неглубоко,
Хотя порой оно
Иных алмазных перлов нам