– Сколько времени это продолжалось?

– С четырех дня до 11 вечера. Мы милицию вызывали, они приехали и сказали, что «мы их, крымчан, не знаем». И уехали.

– А куда дели тела убитых?

– Бандиты сказали, что закопали на свалке, которая находится недалеко. Потом это подтвердили местные жители, которые нам принесли воду.

– Как вам все-таки удалось вернуться домой?

– Нас спасло то, что по этой же дороге крымский «Беркут» возвращался домой. Их тоже остановили. Милиционеры обменяли нас на свою амуницию. Вот так мы спаслись.

Я задаю себе вопрос: за что они нас так ненавидят? Кто их накажет за деяния? Эти люди обезумили и чувствуют безнаказанность… Что творите сегодня на Украине?…

Криницкий почти каждый день стал мотаться между Симферополем и Севастополем. И хотя рана на голове была пустяковой, он повязки не снимал. Более того – приказал Ивану купить в аптеке инвалидную палку и ходил с ней, театрально прихрамывая. Но это получалось у него весьма правдиво – особенно когда он выходил к микрофону на симферопольском или севастопольском митинге. На митингах он вдохновенно критиковал Януковича за мягкотелость, а майдановцев – за бандитизм. И на все лады расхваливал Чалого и Аксенова.

– Великий хамелеон твой Криницкий, – сказал Ивану отец, просматривая на свет ствол своего охотничьего ружья, с которым готовился идти в ополчение, – ему лишь бы к власти примазаться. Он не за Крым, он за свой бизнес, за свою задницу печется, а ты…

– Время сейчас такое, – со вздохом откликнулась мама.

– У порядочного человека совесть должна быть в любое время! – тут же огрызнулся отец. – Сейчас наступает время Потемкиных, а не Криницких! О Крыме думать надо, а не метаться между Киевом и Крымом, выгадывая свою корысть… Вот образуется в Крыму новая власть, и смоет этого Криницкого, как говно с унитаза!

– Саша, Саша, – миротворческим тоном продолжала мама, – ну ты сам подумай… Тогда и Ванюша потеряет хорошую работу у Криницкого…

– Можно иметь хорошую работу, но не иметь совести, мать, – ответил отец и пристально посмотрел на сына.

Если бы Иван не рассказал мне о своей жизни в то время, а я выдумал его жизнь, то по всем канонам «красивой литературщины» я обязан был устроить побег Потемкина от Криницкого еще там, в бурлящем февральском Киеве. И я, наверное, написал бы здесь, как Иван, перелопаченный картинами братоубийства в столице, прозревает, бросает Криницкого в Киеве и бежит в Крым. Я бы и дальше пошел – я бы заставил Ивана сбросить с себя новое итальянское пальто и даже лаковые туфли! И бросить все это в лицо Криницкому. А? И Потемкин, и Криницкий двигаются в Крым по одной дороге, но она у них разная. Сколько роскошной символики! Один едет по заснеженной дороге в теплом немецком «мерседесе», другой идет по ней полураздетый и в носках. И оба возвращаются в Крым. Но уже не в тот Крым, из которого они уехали две недели назад.

Ну а закончить эту главу можно было тоже не слабо – Иван с отцом вместе идет на митинг за возвращение Крыма в Россию, а затем вместе дежурят на блокпосту, ожидая прорыва бандеровцев во главе со Стрыем в Севастополь и в Симферополь.

Но ведь все было не так. Жизнь сложнее надуманных литературных сюжетов.

Отцу Ивана в митинговой давке у здания крымского Верховного Совета сломали ключицу и он лежал в гипсе дома. К нему в тот день зашел давний друг и напарник по охоте Андриевский – справиться о здоровье. А когда уходил – сказал читавшему книжку Ивану:

– Ты чего ж это сидишь дома? Там судьба Крыма решается, а ты тут… Подменил бы отца!

– Нет! – крикнула мама, мне хватит одного инвалида.