– Я знаю, – перебил его капитан, – Союз ветеранов спецназа. Ты-то можешь сойти за ветерана, а они? – Он кивнул на бойцов Козырина, самому старшему из которых было не больше двадцати пяти.

– Я не закончил. Не люблю, когда меня перебивают. Я являюсь постоянным членом Комитета госконтроля при Совете Федерации. Как специалист.

– А по совместительству? Кроешь частный бизнес? Выбиваешь долги, собираешь дань с коммерсантов?

– Не совсем так. Мы – некоммерческая организация. А в помощи нуждаются многие наши бывшие сослуживцы.

– Это пурген, братан. Ты поможешь двум, от силы трем, выткешь их имена на страницах газет и на личном вымпеле. Через пару лет, когда имена этих счастливчиков набьют оскомину, ты добавишь к ним еще пару. Все фонды и ассоциации создаются для личного обогащения, прикрытия и отмывания денег. В деревне эту сказку расскажешь.

– Может, мы поговорим в другой обстановке? – предложил Виталий. – Например, за рюмкой коньяка в моем ресторане. Он недалеко отсюда.

Подполковник сменил тон. И если Сергей Перминов подстраивался под противника, то Виталий Козырин – под собеседника: пускай капитан на первых порах думает так, как ему хочется, пусть он видит в офицере службы безопасности братка – можно слегка подыграть ему.

Как и спецназовец Перминов, Козырин умел предчувствовать события и в этом направлении пошел еще дальше: перекраивать их по своему усмотрению и обращать во благо себе. Умение облагораживалось и звучало кратко: дар. И это словосочетание не требовало никаких пояснений.

– Не отказывайся, капитан, – продолжил подполковник, уже зная, как решить проблему с Ильясовым, – разговор пойдет за деньги. Не про мебельщика, за которого ты хлопочешь. Кто он такой, чтобы ради него обнажать стволы? И разве с ним грубо говорили, когда делали рядовое предложение отпустить выставочный образец мебели? Разве он умный человек, раз отказывается сразу от двух предложений? – Виталий покачал головой: – Нет, он скупой и неумный человек, а скупой всегда платит дважды. Я работаю с бизнесменами, которые твердо говорят «нет» одному предложению и «да» – другому. Вот это бизнес, это деньги. Прежде чем отказаться, подумай, что стрельба в этом деле не поможет. Она никогда не доводила до добра.

Разговор продолжился в уютном прохладном зале ресторана «Гранд» под коньяк и хорошую легкую закуску; капитан Моравец впервые попробовал «Арарат» десятилетней выдержки и террин из копченого лосося с икорным соусом.

Козырин поступил мудро, или классически, втягивая капитана в игру, правила которой знал только он один: подстраиваясь под него и невольно вспоминая слова сенатора, он мысленно переименовал свой СВС в ОПГ и «поделил» зятя капитана, на которого на этот момент как бы претендовали две группировки – «общественная» и «организованная». То есть признал этот факт. В качестве откатных он предложил Якову Моравецу пять новеньких «Жигулей», опять же не забывая напутствия босса: «Денег не жалей».

Яков не поверил своим ушам.

Пять «Жигулей».

Тридцать тысяч долларов.

Такие деньги капитану и не снились. Не снилось, что они упадут словно с неба. Сам Яков не считал, что совершает непристойную сделку, в крайнем случае, он мог бы развернуться и уехать, понимая, что увязнет в разборках, которые с легкой руки отставного подполковника ФСБ выводили на него одно из управлений службы безопасности: либо следственное, либо по разработке и пресечению деятельности преступных организаций. А скорее всего им заинтересовалась бы военная контрразведка. И там, возможно, его спросят, кто он – Робин Гуд или Яшка Чех.

Был еще один вариант – робкий: сунуть «тридцатку» зятю и пояснить – это все, что я мог сделать для тебя, можешь считать это компенсацией за утраченную надежду. Однако его перевешивала более смелая версия: погасить конфликт в самом начале, дабы слухи о самодеятельности капитана не дошли до начальства, и взять деньги. Можно купить машину, а можно улучшить жилищные условия.