– Безобразие, милицию…

В машине Прямой попытался успокоиться, но короткая разрядка в баре не уменьшила злости. В голове все так перемешалось, что он никак не мог выудить оттуда ни одной здравой мысли: все прыгало, скакало, металось, не желая утихомириться. Послышался звук приближающейся сирены. «Менты! Пора сваливать». Он тронулся и свернул на Металлистов, боковым зрением заметив приближающуюся «скорую помощь».

На Некрасова, обогнув мэрию и Дом политпроса, он припарковался на стоянке и вышел из машины. Свежести как не бывало: воздух был пыльный, пропахший бензином и… раздражением, ощутимо сквозящим из окон и дверей градоуправления. Глубоко вздохнув, он сделал несколько круговых движений плечами. «Собраться! Собраться! «– приказал себе и медленно перешел дорогу. Что-то его беспокоило. Он уже перешел на другую сторону улицы, но смутное чувство тревоги заставило его обернуться и внимательно осмотреться по сторонам: «Нет, ничего». Он уловил лишь призывные взгляды двух встречных полуголых девиц, завлекающе-застенчиво ему улыбнувшихся. Он скорчил им рожицу, и девицы, взвизгнув, упорхнули, а он, ускорив шаг, пошел на переговорный пункт. Здесь было пусто: на глаза попалась лишь небольшая суетливая стайка цыган, да пара-тройка старушек. В голове уже выстраивался некий план, и он двинулся к междугородним автоматам…

Через пятнадцать минут, уже на улице, Прямой закурил и немного успокоился. Пара междугородних и несколько местных звонков кое-что проясняли: действительно, приехала какая-то питерская бригада и остановилась в отеле «Рижский». Вчера они гудели весь вечер в кабаке, и местной братве даже пришлось их слегка ставить на место. «Залетные, хотя и быковатые, – размышлял Прямой, – но без особой крутизны, раз удалось указать им на место, к тому же, никому не знакомы. Поставим в стойло», – решил он уверенно…

Почему-то ему вдруг захотелось посидеть на природе, в теньке, поглядеть на небо, покурить и спокойно подумать. Не часто у Прямого возникали подобные мысли, да что там говорить – лет уж несколько не бывало ничего подобного. Хотя нет – было! И совсем недавно. Проходил он, как припомнилось ему, через здешние места, будучи в совершеннейшей нетрезвости, и, испытав желание отдохнуть, прийти в себя, присел на одну из скамеечек, вспугнув парочку дохлых интеллигентиков. Но то по пьяни, а сейчас откуда? Кто его знает…

Не склонный к самоанализу Прямой бездумно подчинился и зашагал по зеленым аллейкам под сень старых деревьев раскинувшегося рядом Детского парка. Он прошел мимо качелей, пустых аттракционов и, не доходя клозета, повернул налево. У кирпичной стены, ограждающей открытую эстраду, он остановился. Раньше тут были скамейки летнего театра, поставленные рядами один над другим, но теперь их уже не осталось, и пустые цементные площадки, растрескавшиеся и позеленевшие, широкими ступенями поднимались по склону пригорка к стенам бывшего генерал-губернаторского дома.

Этот «оплот дворянства» еще в семнадцатом был разжалован в простолюдины, и в последние годы отдан псковской детворе под библиотеку, для благородных целей – читать и encore une foie читать. Прямому, правда, сейчас не было до всего этого ни малейшего дела. Он огляделся, ища, куда бы присесть, и тут в голове у него что-то защемило, да так что на мгновение в глазах стало совсем темно. Он покачнулся, но сразу встряхнулся всем телом, пытаясь избавиться от прихлынувшей вдруг слабости. Пахнуло чем-то резким и крайне неприятным: то ли серой, то ли паленой тряпкой. Он закашлялся, выкинул сигарету и, почувствовав дурноту, шагнул в сторону и присел прямо на зеленую каменную ступень. Верно, из-за дурноты он даже не обратил внимания на то, что парк вдруг как-то сильно опустел, скорее – совсем обезлюдел. Только что туда-сюда бегали неугомонные малыши, там-сям сидели опекающие их мамаши и бабульки и вдруг – вот те раз! – ни одной живой души. Небо потемнело, как перед грозой, а деревья как-то странно вдруг стали оседать, склоняться к земле и просто неприкрыто хищно потянули свои ветки, в его, Прямого, сторону. Он достал сигарету и почувствовал, что рука его сильно дрожит. «Да что это, в самом деле, – рассердился он сам на себя, – будто наширялся! Что же это?» Но, собственно, ничего еще и не было. Пока…