– И как рыбалка, товарищ генерал? – спросил знакомый капитан госбезопасности.

Я потому и вышел спокойно, когда опознал его. Тот из охраны Сталина, проверял меня вчера, когда со своим письмом прибыл, и машину выделил до квартиры довести, да ещё со знающим шофёром. Мне-то адрес неизвестен был. Хорошо управдом ждал, его известили, своим ключом дверь квартиры открыл. Рядом с капитаном, фамилию не знаю, он не представлялся, стоял молодой сержант госбезопасности, лейтенант в армейских званиях, ну и шофёр в кабине машины. Так что подходя, с улыбкой ответил, раскинув руки на всю ширину:

– Во, такого сома ловил.

– И как, поймали?

– Ушёл, – с огорчением сказал я.

– Вас ждут, товарищ генерал. Товарищ Сталин, велел доставить как можно быстрее.

– Хорошо. Сейчас переоденусь, и выезжаем.

На удивление без проблем я поднялся в квартиру. Запасной ключ нашёл в прихожей, на вешалке висел, им я и пользовался. Форма была в хранилище, скинул летнюю одежду, замочил в тазике, из-под крана быстро ополоснулся, протеревшись полотенцем, немного испачкался, и при полном параде, фуражка на голове, к машине, а дальше выехали со двора и похоже действительно к Кремлю везли. А вопроса о вчерашнем инциденте так и не было задано. Да и на лестничной площадке порядок. Никаких потёков крови, следы от пуль, что через тела прошли, замазали. Свежий раствор, ещё не высох. В квартире думаю побывали, но следов не нашёл. Да и я не оставлял ничего важного. Похоже действительно инцидент останется без последствий. Ещё не уверен. Будущее покажет. Впрочем, сотрудники Лубянки мне убийство своих всё равно рано или поздно припомнят. Злопамятные, почти как я. Буду сторожиться. Мне ответь тоже не сложно. А так доставили в Кремль. Пистолет сдал, даже обыскали, и тщательно. Вчера такого не было, значит в курсе про стрельбу. Ну и стал ожидать в приёмной. Тут с девяток было посетителей, кто-то нервно вытирал платком лицо, я же подошёл к окну, и любовался видом. На стену другого здания. Сканер показал в кабинете Сталина шло совещание, большинство гражданских, с тубусами для бумаги. Инженера и директора заводов? Вполне может быть. Скорее всего оборонка.

Полчаса ждал, пока те не стали выходить. За это время подошли маршал Шапошников, мы с ним стали общаться у окна, я на словах описывал как у меня дела. Ну повязку на голове, видно под фуражкой, и синяки на лице, что к слову и позволило мне остаться не узнанным на рынке, его заинтересовали. Про аварию тот ничего не знал, вот и описал. Про дивизию молчок. Не при чужих ушах. Также зашёл Берия, его сразу в кабинет пропустили, и ещё один тип, с знакомым лицом, пока не вспомнил его из газет. Молотов. Он к нам подошёл. Вот так и общались пока кабинет не был освобождён, и негромко переговариваясь, инженера, а я не ошибся, это они, направились к выходу. А нас пригласили в кабинет. Меня тоже. Ждать не пришлось. Оказалось, все присутствующие в кабинете, четверо, Сталина посчитал, с моей докладной запиской ознакомлены. Поэтому сразу пошли с вопросов, и начал их не Шапошников, а Молотов:

– Скажите, почему немцы переносили сроки? Считается, что они специально нас так дезинформировали.

– Основная дата нападения, была выбрана как семнадцатое мая, и немцы действительно готовились в этот день напасть на нас, чтобы как можно больше тёплого времени у них было для наступления. Причина отказа от этого времени, было снято несколько дивизий и брошены в Югославию, боролись с партизанами. Также недостаточное количество снарядов для ствольной артиллерии запасли. Поэтому было выбрано двадцать второе июня, выходной, когда все командиры отдыхают, в частях только дежурные. Первый удар самый сокрушающий и чего он стоит, немцы понимают, поэтому и готовятся к нему. Бегающие в панике бойцы, среди разрывов снарядов или авиабомб, просто не смогут ничем ответить вторжению, и первые километры им дадутся без труда. Дальше удары моторизованных частей в глубину наших территорий, для окружения подразделений в тех районах. При полном господстве воздухе, где на любую колонну снабжения тут же будет налёт, немцы будут двигаться уверенно и быстро. Минск наши сдадут, по моим прикидкам, примерно через неделю, даже драться за него не будут, просто уйдут. Немного отвлекусь и добавлю. Эта война, ожидается не такой что была в Империалистическую. Мой контакт, Андерс, мы с ним в Испании воевали, я против него, он против меня, но должок за ним остался, я ему жизнь спас, вот он и вернул. Разведкой у нас занимался под видом похоронной команды. Немцы сейчас пропагандируют чистоту расы, они истинные арийцы, остальные унтерменши. Вроде правильно сказал. То есть, все русские для них неполноценные люди, особенно представители Азии, и подлежат уничтожению, для этого был создан план «Ост». Начали формирование особых команд, «Зондеркоманды», Андерс их курирует, поэтому в курсе. Задача уничтожение населения на оккупированных территориях. В основном набирают из поляков, они такой работе всегда рады. Патроны тратить им не дадут, немцы прагматичные, будут загонять в амбары, обкладывать дровами и заживо сжигать. Это дешевле чем тратить патроны. И в будущем сюда приедут бюргеры из Германии и заселят эти земли, удобренные пеплом наших людей. Особенно Украину за её чернозём любят. Солдатам, что будут против нас воевать, для поднятия духа, обещаны земельные наделы на оккупированных землях. И чем лучше солдат воюет и больше храбрости проявляет, тем больше надел и в лучшем месте. По сути, против нас собираются устроить полноценный геноцид. И за спиной Германии вся Европа, все их промышленные мощности и добровольцы, что будут воевать в рядах дивизий СС. По причине того, что Советский Союз не подписал или не вступил, в женевскую конвекцию, немцы считают себя в праве поступать с пленными так как они пожелают. Нечеловеческие пытки, подопытными в лабораториях, откачка крови для раненых солдат Вермахта, расстрелы, испытания нового оружия или отравляющих веществ. Всё это ждёт тех, кто поднимет руки. Это страшная война, но победа будет за нами, в этом сомневаться не приходится. Я понимаю, в первые месяцы войны ряд крупных поражений наших армий, это будет, но победить нас, когда вся страна встанет против врага? Нет, мы возьмём Берлин, через три-четыре года после начала войны, но возьмём. И самое горькое для меня лично, те страны Европы, как только мы начнём побеждать, сразу переметнутся на нашу сторону, забыв, что на них тоже кровь нашего народа, и потребуют свою долю при контрибуции с Германии. На это скажу так, у победы много отцов, а поражение – сирота. Это всё что я хотел с казать.