Мне не кажется, что он старается ради вас, дорогая! – Это был голос Джона. – По-моему, он делает это ради себя.
Звук шагов стал другим. Теперь под ногами Дуайта был не цементный пол подвала, а гравий. Так, это убежище, устроенное в доме на случай всевозможных природных катаклизмов.
Здесь был установлен массивный каменный стол: если бы в районе Большой дороги случилось торнадо, Кэрол и Дуайту пришлось бы спуститься в подвал и тогда этот стол стал бы их обеденным столом.
Дыхание Дуайта стало спокойнее, он больше не ворчал и не чертыхался. Работа была закончена. Кэрол поняла, что муж положил ее на стол.
– Лучше бы тебе не просыпаться, дорогая, – сказал Дуайт. – Ты даже не представляешь, как это трудно – жить в чужой тени.
Ничего не понятно! Кэрол пыталась сообразить, что он имеет в виду, но единственный пришедший ей в голову вариант объяснения был столь ужасен, что принять его она не могла.
Он хочет, чтобы я осталась здесь.
– Особенно мужчине, живущему в тени своей жены… О, Кэрол! Не просыпайся. Не лишай меня моего триумфа!
Падаю…
Падаю…
Падаю…
Затем Кэрол вновь услышала шаги Дуайта – они удалялись. Послышался скрип лестницы, ведущей в кухню. Шаги в холле и прихожей. Стук открывающейся и закрывающейся входной двери.
Копыта лошадей энергично застучали по дорожке, ведущей от дома.
Дуайт!
Экипаж растворился в ночной тишине.
Он хочет, чтобы ты осталась здесь.
Но не успела Кэрол задать себе очередной вопрос, не успела предпринять попытку осознать весь ужас своего нового положения, как дверь, ведущая в подвал, вновь открылась.
Несмотря на ветер, воющий в ушах, она услышала, как заскрипели ступени лестницы.
Она ошиблась и Дуайт никуда не уезжал?
Нет, это не он. Шуршание босых ног по цементному полу, быстрое и легкое движение.
Неужели вор? Один из тех ужасных бродяг, что шляются вдоль Большой дороги? Следил за домом и, дождавшись, когда экипаж уедет, забрался в подвал!
Звук босых ног достиг убежища; человек вошел, и из множества грубых обветренных физиономий, которые Кэрол видела на Большой дороге, выросло одно-единственное лицо. Знакомое лицо человека, которого она любила лет двадцать назад, и черты этого лица еще не были обветрены на дорогах жизни, а имя человека не успело обрасти легендами.
Джеймс Мокси.
Кэрол представила себе, что это Мокси забрался в убежище и хочет исправить то, что сделал Дуайт.
Дуайт хочет, чтобы ты осталась здесь.
Но правда ли это?
– Кэрол! – прозвучал женский голос.
Всхлипывания Фарры раздались так близко, что даже ветер не заглушил их.
– Кэрол! Вы…
Фарра запнулась, потом вновь принялась всхлипывать, а ее слезы, словно тяжелые капли дождя, ударили в пол. Куда же отправился Дуайт?
Он сказал, что Кэрол мертва.
И он уехал из дома в экипаже.
Кэрол попыталась связать эти два факта, но вся ее сущность противилась этой связи.
Не думай об этом! Прошу тебя, не думай!
Но она уже не могла остановиться. И правда открылась ей – сразу, целиком и полностью.
Он уехал к распорядителю похорон.
ПОМОГИТЕ!
Но никто не услышит немой мольбы женщины, спрятанной в подвале собственного дома в Хэрроуз. Даже девушка, рыдающая возле ее тела.
– Больше всего я боюсь, – сказала как-то Хэтти, когда возилась с досками в мастерской, а девятилетняя Кэрол сидела неподалеку, – что мою дочь похоронят заживо.
Но Кэрол не была похоронена. Она падала.
Падаю…
Падаю…
Падаю…
Голоса, звучавшие в сознании Кэрол, были голосами ее памяти, и у них не было ни сил, ни возможности сказать распорядителю похорон, что Кэрол жива. Они не могли ни остановить могильщиков, ни сорвать крышку с гроба, который, как полагала Кэрол, скоро появится.