– Доброго рабочего дня вам, ваше высокоблагородие, с побудкой! – Попович словно не замечал хмурого взгляда Фомина. – Я тут вам решил маленько помочь, пока каша варилась, и полсотни камней сбросил. Пойдем, Федотыч, покажу что-то.

Механик взял в руки горевшую свечу и быстро пошел вперед по проходу. Фомин последовал за ним, и через полминуты они были уже у завала. Попович указал в разобранный провал и поставил на камень свечу. Семен Федотович пригляделся и непроизвольно ахнул от удивления.

– Вам вчера надо было на пять минут дольше поработать!

Голос Поповича чуть дрожал от плохо сдерживаемого волнения. И было отчего – вытесанные камни прохода здесь кончались, а свод крепился обычными столбиками и плахами, что были на них уложены под потолок. Фомин немедленно залез на камни и ощупал деревянное перекрытие и столб. Тихо свистнул.

– Это не тот проход, – растерянно промолвил подошедший сзади Путт. – Лиственница. Очень старая…

В пещере воцарилось звенящее долгое и тягостное молчание – Фомин, Путт и Шмайсер непрерывно курили, переваривая полученную информацию.

– Я тоже ничего не понимаю! – Фомин потрогал каменную стену. – Похоже на старую выработку.

– Сдается мне, что мы имеем дело с мистификацией, – Шмайсер дрожащими пальцами вытер пот со лба, – твое капище, помнишь, Федотыч, про туман ты еще говорил… Так вот, твое капище и выкинуло с нами шутку!

– С чего ты взял? – Путт зажег спичку и дал всем прикурить.

– А с того, что, проход именно заложен камнями! Не взорван, а заложен. При взрыве камни по-другому бы легли!

– Ты прав! – Фомин тяжело встал. – Я тоже обратил на это внимание, но не стал вам говорить! Причем, не просто выкинуло шутку, а нас перекинуло!

– Не понял? – папироса чуть не выпала из открытого рта капитана. – В смысле?

– Я же говорил, что на этом капище всегда разная чертовщина, прости Господи, творилась! – Фомин устало привалился к стене. – Вот и с нами случилось то, чего я больше всего боялся…

– То есть ты хочешь сказать… – Путт округлил глаза. – Глупости! Не верю я во всю эту чушь! Сказки!

– Да! – Фомин выдохнул. – Эх, Марья, Марья… Мы перенеслись вместе с пещерой, но куда… Ребята, скажу я вам так: в эту пещеру и раньше… Кхм, всякое переносило…

– А как?

– Когда?

– Кого?

– Почему?

Фомин затряс головой, как лошадь, отгоняющая назойливых мух.

– Ладно, расскажу вам одну шибко поганую историю. Мой покойный отец в пятом году служил в черниговских гусарах, чей полк здешнее имение последнего императора Михаила Александровича в Локте охранял, тогда наш государь великим князем был. Так вот, время было лихое, революция, мать ее. И банда одна появилась – не просто грабили, а измывались люто, руки-ноги ломали, пальцы, уши и все другое резали. Живорезы, короче.

– Не с них ли потом чекисты выходили? По нравам дюже похожи, – с ехидцей в голосе поинтересовался капитан.

– Вот гусар и отправили их искать, – Фомин пропустил мимо ушей ухмылки слушателей, – двенадцать их было, да мой батя с ними тринадцатым. Осенью дело то происходило, они дымок над островом углядели и сюда сразу поскакали.

– А как через трясину лошади прошли? Мы еле ноги выдирали!

– Тогда, Андрей, гать поверху шла, сухая, из бревнышек. А через десять лет она под воду уходить стала, как и сам остров. Он же сейчас весь залит, а в то время, я еще его застал, сухой был, и травы нужные здесь росли всякие, а боле нигде таких не было. Брат моего деда с женой на острове жил, он лесником был, да сено косил, тут добрая трава урождалась всегда. Так вот – когда гусары к Поганкиному Камню подскакали, то его с женой убитыми здесь нашли. Вот тут на гусар из засады и напали, да всех солдат стрелами посекли.