– А сигнал какой? – один из братьев совсем по-детски шмыгнул носом.

– Сами поймете! – хищно оскалился капитан, и близнецы, прихватив пулемет с несколькими дисками, растворились в тумане. Фомин раскурил папироску и стал ждать. Он не ошибся в расчетах, не прошло и пары минут, как с той стороны на всю мощь взревел уже знакомый начальственный басок.

– Гауптман фон Путт, ефрейтор Шмайсер! – голос чуть кхекнул, будто поперхнулся смешинкой. – Предлагаю сдаться в плен! Болото уже окружено нашими солдатами, прорваться вы не сможете. Зачем вам гибнуть?! Мы обращаемся с пленными на основе всех международных соглашений. Вам будет обеспечено питание, медицинская помощь и возвращение на родину после войны. На размышление даю вам полчаса времени, по истечении которых мы уничтожим вас всех из минометов. Время пошло!

– Они кого-то из пехотинцев допросили, только те считали вас за немцев, – тихо сказал Путту Фомин. – Умеют работать. Ваша легенда, капитан, может быть, еще денек-другой продержится, но как только селян хорошо опросят, сразу слетит, как солома с крыши. Потому, Андрей, валяй дурку, тяни время. Спроси про гарантии. Немецкого акцента добавь в речь чуток, самую малость, своей значимости…

– Здесь гауптман фон Путт! С кем я имейт честь гоффорит?! – капитан громко крикнул в туман.

– Я капитан Миронов! – с той стороны тотчас донесся ответ.

– А кого вы есть представляйт? Ротте, их бин Красная Армия или ГеПеУ? – Путт сознательно употребил немецкий эквивалент НКВД, старое название, давно отмененное еще при «железном наркоме» Ежове.

– Части по охране тыла действующей армии, – быстрый ответ капитана был чуть расплывчат, но именно за ним скрывались пограничники, осназовцы и заградительные отряды войск НКВД.

– А какие вы есть давайт гарантии мне и моим танкистам, натюрлих, герр капитан?

– Есть приказ Верховного Главнокомандующего о гуманном обращении с пленными немецкими офицерами и солдатами! Мы строго соблюдаем этот приказ товарища Сталина!

– То-то они майора Роттенбаха колючей проволокой к танку прикрутили и по улицам Севска волочили, пока он в кусок мяса не превратился, – прошипел Шмайсер, который чудом уцелел из трех тысяч роновцев, что до последнего патрона обороняли город.

– А что будет с моими русскими панцер-комрад?

– Сержанту Фомину и механику-водителю Поповичу командование гарантирует жизнь. Но они должны искупить кровью измену перед Родиной в штрафной роте.

– Как же, я и поверил, – саркастически хмыкнул Попович, – кастрируют они нас без всяких штрафных рот!

– Погоди, парни, – Фомин посуровел лицом. – Я знаю, как заставить их попытаться нас живьем взять. И минометы они в ход не пустят, по крайней мере, до этой попытки. Гимн русский знаете, как только скажу вам, запевайте пока втроем, чтобы их с толку сбить. Про близнецов они не знают, а потому наша засада на гати для чекистов будет внезапной.

Он поднялся, скинул с плеч бушлат и, позвякивая крестами и медалями, подошел к краю трясины. Туман начал редеть, в просвет Фомин увидел на той стороне, прямо на берегу, подтянутого офицера в шинели и фуражке с зеленой тульей пограничных войск.

– Вы, большевики, себя с Родиной и русским народом отождествляете! И потому, кто думает иначе, изменниками и врагами народа называете. А мы не враги русского народа. Когда есть миллионы русских, которых вы мучаете и убиваете, тогда вы не имеете ни малейшего права представлять народ! Это говорю я, русский офицер, монархист, подполковник Фомин!

– Это кто ж тебя в подполковники произвел, сержант?! А ордена с чьих тел прибрал, сука?! И крестами где разжился?! – Он был не трус, этот капитан Миронов, далеко не трус, и стоял уверенно, хотя и предполагал, что в данный момент в него целятся из пулемета.