Наконец, впереди показались сторожевые башни Анже. Даже издалека замок выглядел военной крепостью, мощной, хорошо укрепленной, неприступной, и гордой своей силой. Семнадцать высоких, более сорока метров высотой, каменных башен, рвались прямо в голубое небо, надменно поглядывая через узкие глазницы для стрельбы на всю округу, и заодно на свое отражение в темной воде глубокого крепостного рва. Все было как на старинных гравюрах: подъемный мост через ров, и большие укрепленные ворота замка, и дозорные на площадках для наблюдения, и каменная площадь внутри мощных стен, образующих неправильный шестиугольник, и сам замок, построенный еще в XIII веке, хранящий произведения искусств и интерьеры, достойные королевских особ.

Несмотря на усталость у Аш захватило дух от восторга, когда она вслед за Бюсси проскакала по опущенному для них мосту через открытые ворота замка. Бюсси спешился. Его узнали издалека, и управляющий замком попытался встретить губернатора провинции Анжу с подобающей торжественностью, но Бюсси отмахнулся от почестей и церемоний, и тотчас все было устранено, видно, его вкус здесь уже знали.

Аш едва не упала, спустившись с лошади. Все тело болело.

Бюсси, наблюдая ее походку, рассмеялся:

– Реми, дорогой мой, когда это ты успел перебрать?

– Простите, господин, но мое тело за эту скачку так привыкло к ногам лошади, что свои ему больше не нужны.

Бюсси захохотал. Он надеялся еще сегодня вечером увидеть Франсуазу, оттого прибывал в приподнятом настроении.

– Ладно, отдохни немного, но через час будь готов – мы отправляемся с визитом в Кутансьер.

Бюсси по-хозяйски разместился в лучших покоях Анже, но не потому что привык брать лучшее, а скорее, потому что просто считал это естественным. Аш с интересом отметила, как Бюсси, только что ночевавший на земле, и не жалующийся на неудобства, даже когда они замерзли, не замечал и особого комфорта, которым его окружали, стараясь угодить. Он скорее отдавал должное этим стараниям, чем самим удобствам, однако, чуткий взгляд его всегда с удовольствием отмечал красоту, к которой граф Клермон не был равнодушен. Да, все слуги и подчиненные пытались ему угодить, кто из корысти, или опасаясь его гнева, кто из признательности, но уважали и почитали его куда больше герцога Анжуйского, скупого и жестокого, поэтому через уже час тщательно одетый и отдохнувший Бюсси был совершенно готов к визиту в Кутансьер. А потому, еще через полчаса они уже были у стены старого замка, со стороны огромного парка, переходящего сразу за каменной оградой в дремучий лес. Бюсси мигом перемахнул через каменную стену, в месте небольшого повреждения, забравшись на нее по старому дубу, чей ветвистый ствол находился прямо у ограды, а длинные толстые ветви спускались почти к самой земле по разные ее стороны. Аш была оставлена с лошадьми.

Следующие три недели были для Бюсси почти безоблачно счастливыми. Вставал он поздно, завтракал, радуясь, что ночь уже близка, потом, чтобы скоротать время, принимал просителей и занимался делами замка, даже составлял отчеты для герцога, чтобы в случае его возвращения отвести все подозрения, а после ужина тайком в сопровождении Реми посещал Кутансьер.

И все же, кое-какие мысли омрачали его безоблачное счастье.

– Знаешь, – сказал ему Бюсси, когда они вместе возвращались из Кутансьера, после очередной встречи с Франсуазой, – иногда… довольно часто, в последнее время, после пережитого несколько минут назад острого счастья, я испытываю глубокую горечь. Это словно выпить лучшее вино на свете, а после обнаружить на дне осадок яда. Сейчас, когда вся сладость страсти уже позади, меня преследует вина, точно преступника. Может быть, следуя за зовом сердца, я поступаю недостойно… недостойно Франсуазы, да и своего имени?… Конечно, никто кроме самого Монсоро не виноват в его позоре, но… после свиданий Франсуазой я чувствую себя презренным вором! И это, против воли, гложет меня.