Меня затошнило и едва не вывернуло наизнанку, когда взгляд скользнул ниже, по мышцам напряженного живота и…

Ярость поднялась изнутри, наполнила меня до краев: Мерида соврала! Нарушила мою волю, наплевала на приказ! Позволила жадной, голодной до секса толпе выплеснуть похоть на пятерых беззащитных пленников. От вина и ощущения вседозволенности воительницы озверели. Чудо, что эльфы смогли дожить до утра.

В шоке я не могла отвести взгляда от воспаленной промежности эльфа. Гордый воин больше не прикрывал пах, хотя вчера, по словам Мериды, отчаянно цеплялся за свои доспехи и рубаху, которые с него пытались сорвать. Обнажиться перед посторонними для эльфов — позор. Еще недавно несчастный остроухий солдат сражался за свою честь. Теперь сражаться было не за что. Его унизили самым мерзким способом из всех возможных. Растоптали.

С чувством гадливости я представила, как женщины из моего отряда — а почти все они были великаншами, с развитыми от тренировок плечами, грубыми руками-лопатами, с мужеподобными фигурами — по очереди седлают связанного, лежащего на земле воина. Как они опускаются на его насильно поднятый член и скачут на нем, уродливые гоблинши на прекрасном изящном эльфе.

От мысли меня замутило.

«Это я виновата. Моя вина. Вчера я могла спасти хотя бы одного из этих бедняг. Хотя бы одного! Например, этого избитого, обесчещенного мужчину, которого, как собаку, приковали к столбу. Если бы я объявила эльфа своим трофеем и забрала к себе в шатер, как настаивала Мерида, его бы не изнасиловали. Но я… Я хотела одиночества, а потом, как последняя дура, доверилась той, кому доверять не следовало. Мерида. Тварь! Увижу — убью голыми руками».

Еще не решив, что собираюсь делать, я двинулась по краю поляны в сторону пленника. Того мучила сильная жажда: снова и снова он пытался добраться до глиняного черепка, в котором, видимо, осталось немного воды — возможно, ночью шел дождь.

Цепи натягивались, кандалы врезались в содранные до мяса запястья, ошейник — в горло, но пальцы несчастного лишь слегка задевали осколок разбитого кувшина. Будь цепь хотя бы на сантиметр длиннее, эльф смог бы напиться.

Неужели никто за ночь так и не дал пленникам ни еды, ни воды? Все долгие часы, пока я спала, их только насиловали и били?

Эльф захрипел. Очередная попытка дотянуться до вожделенного осколка с каплями жидкости на дне закончилась тем, что ошейник впился в горло слишком сильно. Придушенный эльф закашлялся, потом облизал потрескавшиеся губы — хотел их смочить, но те остались сухими: во рту не было ни капли слюны.

Бедняга собрался возобновить свои тщетные попытки напиться, но тут заметил меня. Его спина напряглась, рука дернулась, прикрыв промежность. Неужели он все еще был способен испытывать стыд? Даже после стольких часов насилия считал необходимым прятать от чужих взглядов свои интимные места?

Я остановилась напротив пленника.

Да это же тот самый эльф, на которого вчера так бурно отреагировали мои драконьи инстинкты! Эльф, едва не плюнувший мне в лицо в ответ на унизительную пощечину. И сейчас он явно решил, что я пришла воспользоваться его телом так, как это сделали другие.

3. Глава 3

Несколько секунд эльф смотрел на меня затравленно, не в силах сдержать ужаса. Наверное, вспоминал, какой кошмар ему пришлось пережить и всей душой противился его повторению. Голубая венка пульсировала на его виске. Кадык судорожно ходил под широкой полосой ошейника. Эльф плотнее прижал ладонь к паху в инстинктивном желании защитить от посягательств свои измученные органы.

Однако усилием воли ему удалось взять эмоции под контроль. Этот воин не забыл, что такое гордость. Уже в следующую минуту он выпрямил спину, развел плечи и взглянул на меня совершенно по-другому — без страха, высокомерно, словно это не он сейчас сидел на цепи, голый и избитый. Цепи, звякнув, легли на землю у его ног. Эльф вздернул подбородок и спокойно встретил мой взгляд. Каким-то образом ему, грязному пленнику в ошейнике и кандалах, удавалось смотреть на меня, свою хозяйку, сверху вниз и не терять достоинства.