Свой дом Адлер взял в ипотечный кредит на 20 лет, переехав от матери, живущей в Брно. Прожив в новом доме более года, полицейский так и не смог избавиться от мысли, что не является собственником своего же жилья, потому решил не ставить в качестве места постоянной прописки ипотечный дом. Вит Новотный, узнав об этом, озвучил неутешительное умозаключение: юридически, Адлер съедет от матери только к пятидесяти.

По договору вместе с домом в подарок шла мебель. На деле столь широкий жест означал, что в риэлтерской фирме утилизацией мебели заняться некому. Ипотечный агент до последнего уверял, что перед подписью договора пришлет бригаду уборщиков, но слово свое не сдержал. Первый день новоселья Адлер справлял в компании с тремя открытыми бутылками шотландского виски и шестью упаковками Акатинола, найденными на месте. Это натолкнуло на вывод, что предыдущий постоялец страдал от алкоголизма и болезни Альцгеймера. А тот факт, что все это добро находились в разных углах дома, лишь подтверждал подозрения.

Не смотря на алкоголизм и Альцгеймер, прежний житель, очевидно, любил цветы, потому оставил в наследство сад – настоящий ансамбль из маленьких розовых и красных взрывов. Красок было столь много, что иногда они вызывали тошноту. В попытках облагородить двор, Адлер купил триммер, но ни разу так им и не воспользовался. К слову, триммер был его первым и последним приобретением за год.

Единственным предметом интерьера, выделяющимся из общей массы, оказалось пружинное кресло, установленное в тени высокого дерева. Настоящая мечта холостяка. От влаги и солнца дубленая кожа на кресле потрескалась, но на удобства это не повлияло. Новотный, бывший в гостях пару раз, назвал это кресло местом дворового судьи.

Адлер открыл холодное пиво, положил сигарету за ухо и вышел на улицу. Соседка Люция, обвешенная пакетами из гипермаркета, увидев его, остановилась.

– Добрый вечер, Кристоф. Как Ваше самочувствие? – сказала она и наигранно улыбнулась.

Ее поведение Адлеру никогда не нравилось. Он считал, что излишняя вежливость и улыбчивость на людях выливается в латентную домашнюю тиранию. Как говорится: «Покупая дом, покупаешь и соседей».

– Вы что-то хотели, пани?

– Да, – несколько секунд она бегала глазами по облакам, подыскивая более корректные слова. – Не будете ли Вы так любезны, прополоть свой сад? Поглядите, на нашей улице у всех красивые дворы, разве соседи Вас не мотивируют?

– Хорошо, пани. Я все сделаю.

– Как скоро? – наседала она.

– Думаю, завтра. В крайнем случае – через 2 дня.

– Очень на это надеюсь, – довольно кивнула она и отправилась по своим делам.

Забыв куда делась первая сигарета, Адлер достал из пачки новую, подкурил и уселся в кресло. И так он просидел до заката, устраивая перерывы на походы к холодильнику за пивом, а когда в очередной раз поднялся – понял, что его клонит в сторону.

Вернувшись в дом, он нашел на этажерке полупустую бутылку сливовицы. Ликер был сладким, как варенье, но крепким, точно коньяк. К полуночи он приговорил и его.

Перед сном Адлер направился в душ. Стоя под напором воды, он вспоминал милую санитарку Кристину. Прошлой ночью, садясь в карету скорой помощи, она на мгновение отдернула полу халата. Верхней одежды под ней не оказалось. Полицейский не хотел показаться маниакально-навязчивым, но никак не мог заставить себя отвести взгляд от ее крепких голеней. Интересно, являлась ли эта крепость врожденной, или всему причиной спортзал? Лучше всего он запомнил то место, где заканчиваются чулки.

Он попытался представить Кристину в спортзале в обтягивающем белье, затем без белья. А затем его стошнило. Ложась в кровать, он понял, что забыл побриться, но подняться сил у него уже не осталось.