Тот молча поднялся.

– Я уже в сотый раз говорю, – продолжил заместитель, – свое ребячество оставляйте за пределами работы. Полицейский должен быть примером, а не провокатором! И не дай бог мне узнать о конфликтах с гражданскими. Садитесь, я обязательно проведу с Вами беседу о пунктуальности и субординации. Далее: я слышал, что один из Вас в присутствии посторонних нашел в себе глупости назвать оставленный убийцей на стене хлева знак «двустволкой».

В аудитории послышались легкие смешки. Куроки сосредоточенно нахмурился.

– Надеюсь, вы понимаете, что за этим знаком кроется убийство? Я не требую уважения к потерпевшему, и мне плевать, как Вы будете называть эту мазню между собой или во внутренней переписке. Я требую профессионализма. А теперь все вон отсюда по своим делам. Брысь! – он небрежно махнул в зал рукой. – Адлер, а Вы подойдите.

Сотрудники отдела, едва слышно жалуясь друг другу, покидали аудиторию. Адлер выиграл несколько секунд, обдумывая оборону от возможных словесных атак со стороны начальства, затем выдвинулся к ним.

– Это Ваш отчет? – спросил Куроки, указывая на листы на столе. Конечно, формально он Ваш, поскольку на нем стоят Ваши автографы. Меня интересует, являются ли догадки по поводу Черного человека и маньяка-психопата Карела Дворжака Вашими наработками, или же Вас кто-то надоумил привязать этих двоих к убийству мясника?

Следователь пропустил короткие ряды волос на голове сквозь пальцы, прикусил губу и робко кивнул.

– Смелее, – настоял заместитель.

– Это мои наработки, пан Куроки.

В беседу ввязался начальник Пчинский.

– Вилли, я тебе еще вчера сказал: глупости, – не сдержавшись, он тихонько хихикнул и поставил прямо на отчет кружку с горячим мутным кофейным напитком. – Черный человек… Дворжак… ему бы сказки писать, а не вот это вот все.

Куроки бросил презрительный взгляд на начальника, затем на кофе, переставил кружку с отчета на стол и на выдохе сказал:

– Вообще-то, Адлер прав.

Решив, что это какая-то неуместная шутка, Пчинский улыбнулся, но, не дождавшись ответной реакции от заместителя, поспешил убрать улыбку с лица.

– Что? – спросил он.

Куроки так и не поняв, кто больше удивлен такому повороту: следователь, или начальник, вынул из материалов дела об убийстве мясника заблаговременно положенный наверх снимок с изображением красного пятака.

– Это вчера оставил неизвестный на стене хлева, – он открыл свой увесистый портфель и достал второй снимок, пожелтевший от времени и изрядно пошарпанный, с потрескавшимися краями. Положив его рядом с первым, сказал. – А этот снимок был сделан почти 30 лет назад на месте убийства одной из жертв Карела Дворжака, известного так же по прозвищу «Модранский психопат» и «Черный человек».

Адлер и Пчинский наклонились, сравнивая изображения. Фотографии отличались возрастом, но не содержанием. Пятаки выглядели идентично вплоть до мелких штрихов.

– Это абсурд, – заявил Пчинский.

Куроки это не остановило:

– Кроме того, мне известно, что покойный мясник допрашивался в качестве свидетеля во время судебного заседания по делу Дворжака. Жаль, но показаний я не нашел. Пока что.

– Когда это ты успел?

Заместителю удивление начальника показалось беспочвенным, потому особого внимания не заслуживало. Он лишь молча пожал плечами.

– Выглядит так, словно кто-то заметает следы, – приметил Адлер.

– С опозданием в 30 лет, – добавил Куроки. – Пан Пчинский, я прошу Вашего разрешения собрать группу для расследования этого дела, включив в нее Кристофа Адлера, – сказал он о следователе в третьем лице, словно находился с Пчинским наедине.

– Я бы не хотел делать поспешных выводов, – прервал его болтовню Пчинский. – Подумайте, как отреагирует пресса и люди; признать существование Черного человека – посеять панику. К тому же, Вы можете ошибаться.