– Ты уснула, я убрался в твоей комнате, постирал и погладил немного одежды. Надеюсь, ты не против? – Гоша сидел на деревянной тумбочке с тремя ножками, еле помещался на ней, расставив колени широко-широко, а локти сложил на крае ванной, склонив на них голову. В его взгляде что-то новое, не могу понять, почему он так смотрит на меня, разве я не противна тебе? Разве ты не хочешь сделать со мной всё то, что творили другие? Никто не гладил для меня, не стирал, не готовил и не убирал в комнате. Возможно, это и есть проявление человечности? О которой я знала, но никогда не задумывалась.

– Ах, да, я вспомнил, ты не любишь отвечать на сложные вопросы, – он прикрыл веки и наклонил голову в другую сторону, улыбнувшись, так легко-легко, что можно не заметить.

Не перестану смотреть на его сонливое выражение. Торчащие ёжиком короткие волосы, мягкие, розовые уши, свисающий металлический брелок, который покачивался от дыхания, дутые, крупные вены вдоль запястья, растянутую чистую футболку и выпирающую ключицу. А значительные габариты и широкие плечи добавляли его образу необычности. Вскоре он засопел, когда упёрся носом в руку, возможно, из-за деформации перегородки. Услышав странный звук, мужчина тут же поднял голову, будто ничего не произошло.

– Давай вылезай, замёрзнешь же, – стянув полотенце с вешалки, Гоша подал мне руку, слегка отвернув голову к выходу.

Действительно, вода за несколько часов заметно остыла. Кончики пальцев, губы и стопы посинели, совсем немного. По крупному животу стекали капли воды, раздражая кожу, доводя её до мурашек. Мой помощник обтёр каждый уголок тела, почти вслепую, не касаясь пальцами, лишь махровым, зелёным полотенцем. Иногда внутри пуза шевелился ребёнок, заставлял меня корёжиться, сгибаться от невыносимых болей. Щупая стену, я искала то, что поможет мне справится со спазмом.

– Тебе больно? Чем я могу помочь? – глаза Гоши бегали по мне вверх-вниз. В страхе, испортить что-то, он не предпринимал ничего. Пока я, держась за тонкую, крашеную трубу, пыхтела, словно бешеный бык.

– Одень меня, – мне хватило сил взглянуть на него, исподлобья, пока мокрые волосы стремились полностью спрятать мир за собой.

Поднося к моему носу штаны, какие-то тряпки, бельё, Гоша надеялся, что я выберу что-то. К сожалению, мне неведомо чувство постоянности.

– Это не подходит, – скрипя зубами, я выпустила горячий воздух и невнятно ответила ему.

Мне нужна одежда, юбка, какое-нибудь платье, без трусов, иначе он будет злиться. Я пытаюсь следовать вашим правилам. Пытаюсь сделать так, как меня просят. Что мне остаётся? Если внутри пустота, неиссякаемая брешь, из которой постоянно сочится грязь. Но почему никто не может меня понять? Зачем мне вообще всё это нужно? Я могу ходить так, холод несильно беспокоит меня. Выбери уже что-нибудь. Прошу тебя, Гоша.

– Давай это, – словно услышав молитву, мужчина приподнял тонкие локти, просунул мягкие рукава, расправив сорочку в крупную клетку.

После водных процедур мы прошли в спальню. Там действительно что-то изменилось. Коричневый паркет вернул свой глянец, заляпанные стёкла вновь пропускали свет, мусор, лишний хлам отсутствовал, а вещи, что лежали рядом со шкафом, нашли места получше. Даже постельное бельё сменилось на свежее, тёмно-бардовое. А угол, где я проводила большую часть времени, стал шире, потому что Гоша убрал оттуда тумбочку и постелил толстый, колючий коврик.

– Ты будешь не против, если я помогу тебе? – присев на постель, мужчина расставил ноги и поднял розовую расчёску. Он бережно ухаживал за моими жидкими, влажными волосами, распутывая шары с мусором и вплетёнными ворсинками. Сначала расправлял кончики, поднимаясь всё выше и выше к корням. А затем, растёр влагу полотенцем так, что моя голова стала похожа на одуванчик. Отчего Гоша посмеялся, возможно, он знал, что так произойдёт, поэтому не удивился.