– У вас есть семья?

– Да. У меня есть сестра и племянница. Две собаки.

– Родители?

– Моя мама умерла два года назад. Отца не помню.

– У вас фамилия матери?

– Да. Она была актриса. Евгения Воронцова. Ее мало знают, потому что она очень болела и рано умерла… Вы только зря потратили на меня время. Я ничего не смогла сказать о Наташе. Я думала, вы спросите, не было ли у нее врагов. И собиралась ответить, что, на мой взгляд, их не могло быть.

– Ну, вот видите, как профессионально вы завершили нашу беседу. Я действительно именно это должен был спросить. Спасибо. Вот мой телефон. Звоните, если что-то вспомните.

– Хорошо. Я пойду. Вы знаете, я так боялась.

– Привет собакам.

Когда за Настей закрылась дверь, Толя набрал внутренний номер.

– Аня, пожалуйста, все, что получится, по всем каналам. Анастасия Валентиновна Воронцова, мать – Евгения Воронцова, актриса.

Через два часа задумчивый Толя вошел в кабинет к Сергею.

– У меня была Воронцова. Кокошанель.

– Ну, что, расколол блаженную? Или она не блаженная?

– Расколол. Сережа, она учительница. Все, что получает и подрабатывает, тратит на племянницу, собак подбирает, лечит… Эту ТИМ считает благороднейшим существом из-за того, что она ей три тысячи дала на обследование собаки. А сама, знаешь… у нее мать, актриса, была больна лейкемией. Так вот: Настя повезла мать в израильскую клинику, где той сделали пересадку костного мозга, потом было долгое, дорогое лечение… А перед этим она продала свою почку. Чтобы мать спасти. А та умерла все равно. Девушка осталась без гроша.

– Тяжелая история. Что-то ты расклеился. Первый раз вижу, чтобы тебя так потрясли человеческие страдания. Вроде мы знаем: хорошие люди живут тяжело.

– Да, знаем. Сережа, я в полном шоке. Дело в том, что эта Кокошанель – красавица. Я такой женщины и во сне никогда не видел.

– А-а. Это, конечно, усугубляет твою ситуацию как следователя, к делу которого данный свидетель, похоже, никакого отношения не имеет.

Сергей несколько дней ждал Валентину Сидорову для того, чтобы произвести опись документов, денег и ценностей в особняке ее сестры. Он даже договорился с коллегами из местного отделения, чтобы они купили ей билет на поезд и проводили. Но в назначенный день Валя позвонила и сказала, что не сможет приехать.

– Мать очень плоха. Не оставлю ее. Да и зачем я там нужна? Я ни разу в том доме не была, не знаю, что там было, что есть, чего нет. Найдутся, наверное, люди, которые вам помогут.

– Вообще-то помогать нужно не только мне. Это ваше наследство. Вам все равно придется разбираться в том, какое имущество принимать. Других родственников, кроме вас с матерью, я так понимаю, нет.

– Есть двоюродная тетя на Украине. Глухая. Ей бы денег на слуховой аппарат… А мое имущество сейчас – кровать, стол да три разваливающихся стула. Это мой сегодняшний день. Так и всю жизнь прожила. А про завтрашний как-то некогда думать. В общем, не приеду я. Вы уж как-то разберитесь. Мне нужно готовиться к основной поездке. Когда сестру хоронить?

– Я сообщу.

– Пожалуйста, заранее. Мне маму нужно будет в больницу на эти дни положить. Ну, все подготовить, договориться.

– Да, конечно. Я сообщу вам о результатах описи.

В холле особняка собрались работники, горничная, повар. Приехал бледный Геннадий с застывшим лицом. Его провели в кабинет, где он назвал сотруднику код сейфа, показал, где лежат ключи от ящиков бюро. Началась работа. Геннадий действовал как автомат. Он назвал счета в зарубежных банках, на которых лежат вклады, прокомментировал документы на недвижимость в Черногории, Испании, Франции. Наташа оказалась совладелицей общих с ним фирм, владелицей нескольких бутиков… Украшения, которые хранились в сейфе, несколько отличались от тех, что находились в комодике в спальне. В сейфе были раритеты, эксклюзивные работы, короче, каждое украшение – небольшое состояние само по себе.