И вот – осенний Петербург, серая Фонтанка, какая-то странная записка в руках… Усмехнувшись, он вновь перечел ее и на сей раз пришел к выводу, что само стихотворение Рильке прекрасно, мысли неведомого автора занимательны, а вот перевод стихотворения оставляет желать лучшего.
Вечером Павел нашел оригинал стихотворения на немецком, и, долго вчитываясь в волшебные строки, перекатывая звучные немецкие слова на языке, вдруг почувствовал, что стихотворение можно иначе передать на русском, и неожиданно для самого себя взялся за перевод. Несмотря на то, что прежде он никогда не переводил поэзию (хотя прозу – случалось), это занятие увлекло его. Он продирался сквозь плотную вязь текста, образы и метафоры, мучительно подбирал слова, словно открывал их заново, и, наконец, через пару дней его собственный перевод был готов. Павел переписал его от руки и вечером того же дня отправился в книжный магазин. Отыскав на знакомой полке ту самую книгу Рильке, он оставил в ней между страниц свой лист с переводом, будто включившись в какую-то странную игру, правила которой ему пока были непонятны.
Когда через неделю он вновь пришел в магазин «проведать» знакомую книгу, его записки с переводом в ней не оказалось. Зато там была новая записка. Некто, поблагодарив его за перевод, признал, что этот вариант гораздо полнее раскрывает смысл стихотворения, его глубину и саму суть одиночества. Павел тут же вырвал лист из блокнота и написал ответ, процитировав в нем фразу Рильке об одиночестве в любви. «Lieben heisst allein sein. Любить – значит быть в одиночестве» и добавил, что согласен с Рильке в том, что одиночество – это своего рода гипсовая повязка на душу, которая что-то лечит. Павел вложил свою записку в книгу и ушел.
Через неделю Павел достал из «книжного тайника» – книги, ставшей своеобразным «почтовым ящиком», ответное послание. Его невидимый собеседник на сей раз разразился целым письмом, в котором рассуждал о любви и одиночестве. Читая письмо, Павел улыбался – этот некто, кто бы он ни был, рассуждал изящно и умно и, безусловно, знал предмет рассуждений, иначе говоря, этому человеку было знакомо состояние одиночества.
Так и повелось, – примерно раз в неделю Павел заходил в книжный магазин, выбирал для себя книги, а потом наведывался к знакомой полке – оставлял свое послание или забирал ответ таинственного собеседника.
Они писали друг другу о разном; иногда это был просто обмен фразами, заключенными в коротенькие записки, иногда они пускались в пространные рассуждения на ту или иную тему. Сначала Павел отчасти смущался этой странной переписки, полагая, что все это несусветная глупость, недостойная взрослого мужчины (развели подростковую игру!), но потом успокоился, поняв, что на самом деле причины, по которым он включился в эту игру, вполне понятны. Вернувшись в Россию, он отчаянно пытался найти точку опоры, построить новый мир, а тут вдруг письмо из «ниоткуда» – словно упало с неба; понятно, что это событие удивило его и заставило включиться в диалог. Как бы там ни было, в абсолютном одиночестве его новой петербургской жизни эти письма стали для него возможностью беседы с тонким, умным собеседником. Кроме всего прочего, Павлу было приятно получать рукописные письма, хранящие тепло рук, индивидуальность почерка. Пользуясь электронной почтой, Павел тем не менее считал, что, постоянно используя клавиатуру, теряя сам навык письма, утрачивая почерк, мы в каком-то смысле теряем свою индивидуальность; ему было приятно писать кому-то письма от руки и получать в ответ такие же «живые», читать их «между строк», обращать внимание на настроение автора, подметив, что здесь буквы с легким завитком, а тут неровные, словно бы в этом месте автор письма волновался.