Неохотно взяв журнал, Полынцев прочитал название: «Соблазны большого города». Полистав и посмотрев картинки, которые нельзя показывать детям до шестнадцати, Фёдор Поликарлович сделал заключение:

– С жиру бесятся. Курвы.

Такая прямодушная оценка восхитила дородного усача.

– Это точно, нет на них управы.

– Найдём, – заверил странный попутчик.

– Да? Это как же, позвольте узнать?

– Я и сам пока ещё не знаю, – признался Полынцев. – Только ведь и так нельзя – сидеть, сложа ручки.

Добродушный «тюлень» поглядел на него с некоторой настороженностью и в то же время заинтересованно.

Портрет Полынцева запоминался редкой, но глубокой пахотой морщин, высоким лбом. Широко посаженные тёмные глаза смотрели печально и пристально – будто навылет.

Серый костюмчик заметно поношенный, пожамканный на локтевых изгибах. Чёрный свитер с глухим плотным воротом, кажется, мешал ему дышать – Полынцев поминутно книзу оттягивал воротниковый хомут.

– А вы, простите, чем занимаетесь? – поинтересовался румяный толстяк.

Фёдор Поликарлович поцарапал правую, горделиво вздёрнутую бровь.

– Сельским хозяйством…

– Во, как! – Тучный тюлень погладил усы. – А поконкретней, позвольте узнать?

Полынцев пожал плечами.

– Капусту на асфальте развожу.

– Серьёзно? – Толстяк едва сдержался, чтоб не засмеяться. – А в Питер зачем?

Вздыхая, Фёдор Поликарлович вспомнил соседа Самоху, который в последнее время озабочен сельским хозяйством.

– У меня контракт с американцами, – небрежно сообщил он, изображая из себя предпринимателя. – С Нового года они в Сибирь вливают десять миллионов долларов – для развития сельского хозяйства. Ну, я под это дело подписался. Козью ферму буду открывать. Мне уже дали кредит. На днях я землю выкупил – несколько гектаров. Разведу племенное хозяйство.

Мясо будет, сыр, молоко и прочее. Это рентабельно и даже очень. Лет через пять окупиться должно. Иностранцы этим делом здорово заинтересовались по той простой причине, что ничего подобного в России нет ещё.

Толстяк, поначалу слушавший с надменной полуулыбкой, под конец явно был обескуражен цифрами и выкладками.

– Козье молоко – это прекрасно. – Он пузо почесал. – По своим целебным качествам…

– Козы – наше будущее, – перебил работник сельского хозяйства. – А вот козлы должны остаться в прошлом.

– То есть, как это? – Толстяк опять настороженно глянул на него. – Козы и козлы, они же друг без дружки…

– Нет! С козлами надо разбираться! – решительно заявил предприниматель. – Я как раз поэтому лечу в командировку…

В проходе между креслами вновь замаячила «живая куколка», призывая пассажиров занять свои места и пристегнуть ремни безопасности.

– Не договорили, а жаль! – Добродушный тюлень подмигнул. – Интересно было бы узнать, как вы с козлами разобраться намерены.

Словно спохватившись, предприниматель помрачнел и, отвернувшись к иллюминатору, начал нервно ногти грызть.

Разборку он задумал прескверную, хотя опять же, как на это посмотреть. С точки зрения закона – да, криминал. А ежели по совести судить – так в самый раз. «Тут логика простая, – размышлял он. – Если государство не шевелит мозгами в отношении защиты своих граждан – значит, граждане сами мозгою должны шевелить».

Северная столица встретила его свистящим ветром вперемежку с дробовым зарядом крупного дождя – по крышам по стёклам так пощёлкивало, точно град горстями наотмашь лупцевал. Непогодица, правда, скоро прекратила полоскать деревья и дома. Солнце вприщурку стало проглядывать из-за туч – золотые зайцы побежали по мокрому городу.

С каким-то виноватым, пришибленным видом солнце поморгало, поморгало и опять смущённо схоронилось за косматым пологом. Стало тихо, так тихо, что капли с крыши клацали, как шляпки от гвоздей, забиваемых под окнами и под деревьями. Туманец над Невою закучерявился. Узорным багрецом рваной позолотой над питерской землёю догорал октябрь – листву разметало по улицам, площадям и многочисленным каналам.