Ева красива. Не той пошлой стереотипной красотой инста моделей, клонированных близняшек Джигановской жены и иже с нею, нет.

С таких, как Ева, пишут портреты, а не клепают сторис.

Стоп, Баринов, однажды ты уже повелся на эту милую мордашку, а в итоге жизнь прокатила тебя рожей об асфальт. Я напоминаю себе, как мы разошлись с Евой, и злость берет верх над всеми остальными чувствами.

Сажусь на водительское, чересчур громко хлопаю дверью, включаю двигатель. В каждом движении сквозит мое настроение, я двигаюсь резко, почти зло.

Ева испуганно вскидывается, глядя на меня:

— Егор?

— Заявление приняли, держи копию, — протягиваю ей сложенные вдвое лист, — сейчас отвезу тебя домой.

Еду, а сам думаю — а если у тех людей есть ключи от квартиры?

И я сейчас притащу туда беременную девчонку, прямо в лапы этим мошенникам.

Ну не домой же ее к себе тащить, в самом деле? У меня там Вика, у меня налаженная жизнь, в которой нет места Еве. Я и так ей помог, пробью завтра, что там с квартирой — что ещё нужно?

Я снова злюсь на себя. Еду, перестраиваясь из ряда в ряд намеренно жёстко, и мощный двигатель под капотом моего автомобиля утробно порыкивает, когда я давлю в пол.

Во двор к Еве почти влетаю. Она всю дорогу молчит, точно чует, что в таком состоянии меня лучше не трогать.

Вот и отлично.

— Провожу, — бросаю ей коротко.

Мы поднимаемся вместе по ступеням, под ногами проносится шустро что-то большое, темное, и в первую секунду я думаю, — крысы. Но потом мохнатое создание жалобно мяукает и скрывается в темноте между этажей.

Помогаю открыть дверь Еве, замок по-прежнему поддается с трудом.

— Вызови завтра слесаря, пусть поменяют замок на новый, — говорю ей, стоя в коридоре.

И уйти не могу просто так, и бесит. Ну, что я забыл в этой чужой квартире? Почему не свалил прямо сейчас, когда была возможность? Стою тут, топчусь, с носка на пятку перекатываясь, разглядываю Еву.

А она скидывает с себя бабушкину кофту, распускает тяжёлые густые волосы.

Они рассыпаются по плечам, и мне хочется коснуться их, вдохнуть запах шампуня, который я чувствую даже стоя на расстоянии в несколько шагов.

— Да, — говорит она растерянно, и я чувствую, что мыслями Ева далека от меня, — позову.

— Что ты будешь делать завтра?

Вопрос звучит двусмысленно, я всего лишь хочу знать, отправится она искать тётку или нет.

— Пройдусь по соседям, спрошу, кто что слышал. Наверное, надо сейчас идти, по соседним дворам, вдруг она где-то тут? Но я не могу. Просто сил нет сделать хотя бы ещё один шажок.

Она и вправду еле стоит, голос уставший и сонный. Опускается тяжело на тумбу шкафа, вытягивает вперёд ноги, с которых так и не сняла обувь, и я только сейчас понимаю почему: шнурки, их надо развязать.

Я опускаюсь молча на корточки, беру одну ногу за щиколотку, узкую, изящную, и принимаюсь развязывать шнурки. Туфли никуда не годятся, наверняка, их носила чокнутая тетка, и Ева смотрится в этой обуви совершенно нелепо.

— Ты что делаешь? — сонная оторопь тут же слетает с нее, она пытается выдернуть ногу, но я держу ее крепко.

— У тебя проблемы со зрением? — я скидываю первую туфлю, но вторую ногу Ева прячет, отводя ее в сторону, — ну что за детский сад? Ты устала, я решил тебе помочь. Давай сюда ногу.

— Я и сама могу, — говорит твердо и пытается наклониться, но тут же ойкает, хватаясь за живот.

— Что такое?

Черт, не хватало только ещё, чтобы с ребенком что-нибудь случилось. Я смотрю на ее выпирающий живот, и трудно представить, что там внутри — живое существо. Это так странно, космически почти.

— Ему не нравится, когда я так делаю. Наклоняюсь, — поясняет она.