И замираю, стоит только Дане вскинуть на меня взгляд.

В нем столько боли. Столько странной, ни на что непохожей тьмы. Никогда не видела ничего подобного – как будто демоны напали на Верниковского и утащили его в свой ад.

– Говори, – хрипло умоляю. – Говори уже, что произошло…

Совсем не того, что отвечает Даня, я жду. Совсем не это готова услышать.

Чуть откинувшись назад и сложив руки на груди, муж смотрит на меня и говорит:

– Соф… я прошу сейчас не для себя. Прошу за маленького мальчика. – Он делает паузу, поджимает губы, будто передумал в последний момент.

Маленького мальчика… того самого, который мне снится? Но кто это? Как я вообще с ним связана. А потом Даня шепчет три слова, после которых вся моя жизнь, до этого момента казавшаяся выстроенной и устоявшейся, падает в бездну:

– Спаси моего сына.

Что?

От ужаса таращу глаза на Верниковского. Это что – шутка такая? Какой, к чёрту, сын? У нас нет детей, если он не помнит!

Нервно хихикаю, но Даня серьёзен. Смотрит на меня так, что мне кажется, будто кожу заживо содрали. Осознание, что наша семья именно в этот момент летит в тартарары – убивает. Но я уже знаю – всё никогда не будет прежним.

– Спасти… кого? – глухо отзываюсь в ответ.

Мой голос кажется мне чужим. Это не я сейчас говорю с Даниилом. Это какая-то другая женщина, способная взять себя в руки и произнести эти слова.

– Спаси моего сына. Он пропал.

Трясу головой и закрываю глаза. Надежда на то, что в первый раз мне просто послышалось, тает, словно лёд в бокале виски. Вот только эффекта анестезии от алкоголя – нет.

– Спасти… твоего сына?

– Да.

Господи! Господи, за что мне всё это?

Вода в кастрюле на плите начинает кипеть. От бурлящей поверхности идёт пар.

И, кажется, именно такой пар и затуманивает мой мозг, иначе как объяснить себе тот факт, что он превратился в желе, я не знаю.

– Верниковский, давай сделаем так, – говорю чуть истерично.

Даниил смотрит на меня так странно, что у меня по спине мурашки толпами бегут. Никогда не видела такого его взгляда.

– Как?

– Я просто создам видимость, что не заметила твоего отбытия, а ты – сделаешь вид, что не говорил мне подобных слов. Идёт?

Мой голос дрожит. Срывается с губ хриплыми короткими звуками, в которых мало что можно понять.

– Соф… помоги найти сына.

– Да какого к чёрту сына?!

Не выдержав, я вскакиваю на ноги и, схватив солонку, кидаюсь ею в мужа.

Какого, чёрт бы всё побрал, сына? Откуда? Что за хрень он вообще несёт?

– Моего, Сонь… у меня всё это время семья вторая была.

На мгновение я застываю. Это не может быть правдой. Вот то, что сейчас так спокойно произнёс муж, просто не может быть правдой. Но он начинает говорить – быстро, сбивчиво, как будто боится, что я в любой момент его остановлю и выпру на хрен. Именно это ведь желание сейчас у меня и превалирует.

– Но сейчас всё неважно. Ты же как ведьма иногда – скажешь и всё сбудется. А сейчас Марк пропал. Убежал куда-то и всё. А он ведь маленький такой. Беспомощный. Помоги, Сонь. Любые деньги заплачу.

Всё. Это край. То, что невозможно воспринимать, как нормальность. Даниил перешёл черту. Любые деньги он заплатит! Любые, сука, деньги! А ничего, что мы семья? И бюджет у нас общий?

Господи, какие идиотские мысли, когда твой мужик только что признался, что у него есть вторая семья!

– Уходи, – шепчу из последних сил, желая сейчас лишь того, чтобы Верниковский поднялся и вышел куда подальше. – Уходи!

– Сонь…

Столько всего в этих четырёх буквах, что я сама в шоке.

– УХОДИ!

Я начинаю выпихивать Даню – туда, где прихожая. Прочь из квартиры, подальше с глаз, таких сухих, без слёз, что их печёт изнутри.