Черт! Ничего не приходило в голову! В отчаянии он сунул служащему двадцать долларов чаевых и перед носом у полицейского развернул автомобиль на сто восемьдесят градусов, чтобы догнать девушку. Опасно лавируя между машинами, он, наконец, поравнялся с ней, опустил боковое стекло и крикнул:

– Послушайте, единственная истина в том, что никто не знает, что будет с нами завтра…

Она продолжала свой путь и, казалось, не слышала его слов. Он все равно продолжал кричать, невзирая на ледяной ветер:

– Существует только настоящее, только ради него стоит жить. Только здесь и сейчас имеет значение.

Его слова унес снежный вихрь.

Но она, как ни странно, замедлила шаг и повернула голову в его сторону, взглянув с некоторым удивлением и любопытством.

– Ну и что же вы хотите мне предложить здесь и сейчас?

– Одну ночь и один только день. Но при двух условиях: никаких разговоров о будущем и о моей жене. Ее сейчас нет в Нью-Йорке.

– Катитесь к черту!

Обескураженный ее словами, он не стал упорствовать, вывернул на дорогу и поехал прочь.

Она смотрела, как его машина растворяется в ночи, в автомобильном потоке, сожалея, что даже не знает, где он живет.

Сэм сам все испортил и потому чувствовал себя паршиво. Несмотря на снег, который опять повалил тяжелыми хлопьями, он не поднял стекло и ждал, пока задувающий ветер не охладит его лицо и не заставит забыть о девушке, если только это возможно.

Весь путь до самого дома он не думал ни о чем, кроме дороги, стараясь вести машину как можно осторожнее, как ему и советовала Жюльет…

На углу Сорок пятой улицы и Олл-Стар-кафе Жюльет машинально подняла руку, чтобы остановить такси.

– В больницу Святого Матфея, пожалуйста, – назвала она адрес, устраиваясь поудобнее на продавленном сидении.

– Where is it?[13] – спросил смуглый водитель в чалме.

Жюльет даже не удивилась тому, что некоторые водители знают город не лучше, чем туристы, прибывшие накануне вечерним рейсом.

– Поезжайте, я покажу дорогу, – сказала она.

Сэм вернулся в Гринвич-Виллидж и, к своему удивлению, обнаружил свободное место для парковки всего в сотне метров от дома, расположенного в уютном респектабельном квартале. Невысокие, похожие друг на друга трехэтажные кирпичные строения, с фасадом, выкрашенным в темно-коричневый цвет и гранитными ступенями подъезда, стояли рядком вдоль мощеной мостовой, как раз позади Вашингтон-сквер. Когда-то очень давно здесь располагались конюшни и хозяйственные постройки, но, отремонтированные, отреставрированные и превращенные в жилые апартаменты, они стали предметом зависти жителей Нью-Йорка.

Этот неброский и очаровательный дом принадлежал владельцу галереи искусств на Мерсер-стрит. Три года тому назад Сэм вылечил его сына, и в благодарность этот человек предложил ему снимать здесь квартиру за вполне умеренную плату. Сэму шикарные апартаменты казались ненужной роскошью, но в те времена он с радостью принял подарок, так как хотел разместить на верхнем этаже мастерскую для Федерики.

Он с грустью отпирал дверь холодного и мрачного жилища, как неожиданно, без предупреждения и без видимой причины, в его памяти возникло сияющее лицо молодой француженки, и все его мрачные мысли рассеялись в одно мгновенье.

– Подождите, не уезжайте, я задержусь здесь ненадолго.

Такси остановилось перед центральным входом в больницу, и Жюльет решительным шагом направилась к автоматическим дверям. Действительно ли она хорошая актриса? Сейчас как раз подходящий повод это проверить. Если да, то ей удастся раздобыть домашний адрес Сэма Гэллоуэя. Мэрил Стрип в пору расцвета своего артистического таланта сделала бы это с легкостью. Конечно, Жюльет не Мэрил Стрип, но она же чуточку влюблена в доктора, а это должно помочь.