Последней картинкой затухающего сознания стало кривое дерево, появившееся на пути падения автомобиля. А дальше тьма…

Алина две недели провела в больнице. Диагноз неутешительный: нервное истощение и хроническая усталость. Она не могла ни есть, ни пить, ни спать. Врачи ее поили несколько дней сильными седативными препаратами.

Когда она пришла в себя, первое, что спросила, где дети. Но медики были не в курсе ее проблем, поэтому ничего не ответили. Тогда она выдернула иглу из вены и попыталась встать, но упала. Перепуганные соседки по палате позвали медсестру, а та врача, невысокого боровичка с абсолютно лысой головой и бородкой клинышком.

– Милочка, если ты будешь так себя вести, – с места в карьер начал доктор, постукивая себя молоточком по колену, – придется положить тебя в отдельную палату и запереть дверь.

– У меня дети. Дочки. Восьми и пяти лет. Мне домой надо, – всхлипывала Алина, – я не могу здесь лежать.

– Что, совсем некому присмотреть за детьми?

– Нет. Мы живем на съемной квартире.

– Хорошо, – нахмурил брови доктор, я подумаю, как нам дальше быть. А пока, давай, милочка, капельницу на место поставим. Чем скорее ты поправишься, тем скорее пойдешь домой.

Приговаривая так, он кивнул медсестре, и та ловко воткнула иглу назад в вену. Что они ей вводили, Алина не знала, но, когда в следующий раз она открыла глаза, она лежала в отдельной палате, а рядом сидела Ирина Ивановна.

Увидев, что подопечная открыла глаза, она погладила ее по руке, а потом отвернулась и смахнула с глаза слезу.

Алина обрадовалась доброй дворничихе, бросилась к ней в объятья, и женщины расплакались.

– Ирина Ивановна, как дети? – наконец смогла выговорить Алина. – Вы не бойтесь, я все помню. Он увез их уже к матери?

– Горемычная, ты моя, девочка. Как мне тебя жалко! – всхлипывала Ирина Ивановна.

– Не томите, скажите правду, – умоляла Алина. Она села на кровати, но еще была так слаба, что завалилась набок.

– Да, увез. Уже неделю, как они уехали. Я расспросила ваших соседей. Уезжали спокойно, только Настенька спрашивала, правда, когда мама придет. Не переживай, бабушка их любит. Это сразу видно. Твои девочки будут в порядке.

– Ирина Ивановна! – воскликнула Алина. – Но это несправедливо! Я не знала, что он поступит так подло. Даже не обсудил со мной свои действия.

– Вот такой он паразит. Мне нечем тебя успокоить, – развела руками пожилая женщина.

– А судья? Куда смотрел судья? Разве он не должен был дать еще месяц? Мы же не достигли соглашения, значит, развод должны были отложить на месяц, – опять расплакалась Алина.

– Я не знаю, почему так вышло. Ты упала в обморок в зале суда, вызвали скорую. Некому было опротестовать это решение: ты в больнице, а я никто. Не имею юридической силы.

– А Станислав Сергеевич?

– А он, как специально, в командировку но Кавказ уехал. Там опять какая-то заварушка началась. Я тоже не смогла ничего сделать. Так судьба повернулась, что поделаешь.

Алина вернулась в съемную квартиру, но жить там не смогла: везде лежали вещи девочек, их игрушки, одежда, книжки, альбомы и карандаши. Как только она случайно натыкалась на очередного мишку, бросалась на диван и начинала плакать. Ирина Ивановна забрала ее к себе. Лечила любовью, травками и Мурзиком. Кот, будто понимая, что его тепло и массаж мягкими лапками нужен несчастной женщине, старался из всех сил.

Через месяц Алина понемногу пришла в себя. Стала выходить на улицу, в магазин. Один раз даже решилась и отправилась на старую квартиру. Но ключ не повернулся: видимо, Виктор сменил замок. Она пошла к соседке бабе Клаве. Та не очень охотно, но рассказала, что Виктор улетел в длительную командировку на север.