Графов не возразил и, выпив, поинтересовался:

– А что ты о нем можешь сказать?

– О ком, о нем?

– О Федотове, ее муже.

– А, о торгсоветнике. Я его даже не видел. Знаю только, что у него редкое имя.

– Вла.. дилен Афанасьевич, – подсказал Графов, тоже не сразу вспомнив.

– Точно, Владилен, от Владимира Ленина. Наверное, его отец был коммунистом. И сам наверняка им был. Уверен, что порвал билет, – усмехнулся Саша. – А я не порвал. Храню, как память о нормальной жизни. Ты ведь тоже был коммунистом?

– Почему был? Я им и остался, только тем, советским. Что ты еще о Федотове знаешь?

– Больше ничего, кроме того, что он почти на двадцать лет старше Эльвиры, и она с помощью Семина, когда того турнули из правительства и отправили в Нью-Йорк, выбрала его в мужья около года назад, чтобы тоже уехать за границу, хотя он был женат. Говорят, Семин предлагал ей несколько кандидатур в мужья, но она выбрала именно Федотова, как наиболее подходящего для работы у вас, хотя как мужик он ей на хер не нужен. Она все просчитала. Уверен, что после Австралии она его заменит на другого, моложе и выгоднее.

Саша опять заржал. Графов запомнил крошки хлеба у него на бороде и не мог понять, откуда они, если они только пили.

Он не рассказал жене об этой встрече, чтобы не тревожить ее. Отвечая на ее вопрос о жене торгсоветника, ответил, что она намного моложе его и тоже работала в правительстве.

– Ну и что? – добавил он, – тем интереснее будет узнать, что представляют ныне правящие нами люди.

– Уже сегодня кое-что узнали. Только мало в этом приятного, – ответила она уныло.

Он видел, что она не переставала думать о звонке Федотова. Думал и он, хотя старался не показывать ей это. Лежа в постели, он даже нарочно похрапывал, чтобы заставить ее уснуть. А сам думал о том, что не все так, как надо, складывалось у него с этой Австралией. Начал он оформляться на одну должность и к одному торгсоветнику, кадровому работнику, которого знал, а улетает на другую должность и к другому торгсоветнику, не имеющего к этой должности никакого отношения, зато к большому человеку, отброшенному в сторону во время очередной грызни за власть после распада СССР и надумавшему отсидеть бардачное время в безопасном и теплом местечке за кордоном. Чтобы освободить для него это место, его предшественника, не проработавшего и половины срока, вернули домой и отправили на пенсию. Свою деятельность Федотов начал активно. В первый же месяц добился ликвидации должности не устроившего его по каким-то причинам своего зама, тоже опытного работника. С учетом этого кадры решили перевести еще не выехавшего Графова с должности экономиста на оперативную работу, чтобы окончательно не загубить ее при таком торгсоветнике. Хорошо, что за годы работы в системе Графов познал многие специальности, и этот перевод его даже больше устраивал. И вот сейчас не понятная и несерьезная просьба о переносе даты вылета. Черт голову сломит.

Да и этот бухгалтер Козлов произвел на Графова очень уж странное, если не сказать жуткое впечатление. Прилетев в Москву, он уже утром на следующий день позвонил Графову и сказал, что привез ему личное послание торгсоветника. Графов назвал ему номер своего кабинета и уже через час услышал стук в дверь и мужской голос, произнесший секретарю его фамилию. Обернувшись, он увидел человека, походившего на печника Валеру, когда тот впервые появился у них на садовом участке летом прошлого года в поисках работы. Оля, заметив его первой, даже отшатнулась и прошептала:

– Не связывайся с ним, он пьяница.

На Валеру страшно было смотреть. Оба его глаза были подбиты, свернутый в сторону нос кровоточил. Все лицо было в ссадинах и кровоподтеках, словно им только что подмели полкилометра асфальтовой дороги. Длинные волосы слипшимися прядями свисали до плеч. Черный пиджак и брюки были серыми от засохшей грязи.