– Меня Дмитрий зовут. – опер протянул руку. – Кабанов фамилия.
– Юрий Иванович, – ответил рукопожатием водитель. – Доронин. Механиком еще на подстанции кличут.
Кабанов прошел через приемный покой, показал охраннику удостоверение.
– Мне в нейрохирургию.
Охранник, сонный дядечка далеко запенсионного возраста, попробовал сделать серьезное лицо, подслеповато прижмурился, потом махнул рукой. Такому можно любую бумагу показать, пропустит, если посетитель телосложения крупного или по фене чего бросит и фиксой сверкнет.
Дмитрий поднялся на третий этаж. В отделении нейрохирургии дежурное освещение, несколько больных лежали в коридоре. Кабанов прошел мимо ординаторской, куда намеревался зайти позже, подошел к столику дежурной медсестры.
– Смирнов в какой палате, мадемуазель?
– Террорист который? – подняла заспанные глаза пухлая мадемуазель лет под 30. – В 307–й, его полиция охраняет. – спохватилась: – А вы кто?
– Спокойно, барышня, я тоже полицейский. – Дмитрий постарался придать лицу самое обаятельное выражение.
Барышня улыбнулась в ответ и опустила голову на руку, поспать пару часиков, пока в отделении тишина.
Кабанов дернул за дверную ручку в палату № 307. Закрыто. Постучал.
– Кто?
– Салям, Марат. – узнал по голосу участкового из своего отдела. – Это я – Кабанов.
– Привет. – дверь открыл полицейский в полевке с кобурой на поясе. Двухместную палату освещала настольная лампа, расположенная на тумбочке между кроватями.
– Как бомбист наш поживает?
– Лежит, молчит. Фээсбэшники его домогались, уркаганы наглости набрались, ходят из соседней палаты, разборки учинять собрались. Совсем страх потеряли. Пострадавшие, твою мать!
– Я смотрю, ситуация тебе известна и симпатии на стороне бомбиста?
– Само собой.
– Игорь! – Кабанов склонился к больному. – Это я, тот полицейский, который тебя в машине опрашивал. Как себя чувствуешь?
Игорь открыл глаза, покосился на полицейского в форме.
– Можешь говорить, это наш человек.
– Я себя хорошо чувствую. – твердым голосом сказал Игорь. – не знаете, что с родителями?
– Не беспокойся, все в порядке, насколько я знаю. – Кабанов оглянулся на Марата, тот пожал плечами.
– Значит так, студент, думаю, зону топтать не входило в твои планы, когда ты в университет поступал. Исчезнуть тебе надо, пока все не утрясется.
– В подполье уйти? У меня нет конспиративных навыков, денег на шпионские игры тоже нет.
– Послужить отечеству не хочешь? – Кабанов достал паспорт и призывной билет уклониста Крутилина.
– Служить бы рад, как говориться. Вы контрактной основе предлагаете?
– Что‑то типа этого. – усмехнулся Кабанов. – Вот тебе новые документы, фотографии в них детские еще, какое‑то сходство имеется, а в военкомате большой недобор, поэтому приглядываться не будут – загребут за милую душу. Пока служишь, я с местными уголовниками вопрос решу.
– Можно узнать, почему такая забота?
– Справедливость для меня, понимаешь, не пустой звук.
– Я согласен, конечно, – улыбнулся Игорь, – только как я в больничном халате и с царапиной на боку на медкомиссию приду?
– За одеждой домой заедем, справку тебе, вернее Крутилину Алексею Николаевичу, доктор напишет в том, что в стационарном лечении не нуждаешься, а там все от твоего энтузиазма будет зависеть.
– Хорошо, спасибо.
– Надо продумать, как больной Смирнов из‑под охраны сбежит. – напомнил о себе Марат.
– Пошел в туалет, свернул в дверь запасного выхода. Ты же хитрый татарин, придумаешь что‑нибудь.
– Добрый вечер, доктор! – коротко постучав, Кабанов буквально ворвался в ординаторскую.
Молодой врач только успел поднять голову от монитора, как гость уже протягивал руку в приветствии.