То, как поднятый на плато жених смотрел на Великую Латницу…
Неужели никто, кроме Нэй, так и не заметил?
Этот бывший военный явно знал Великую, и знал очень хорошо. Служанку прошиб холодный пот. Столько страстной ненависти она никогда и ни кого не ощущала.
– Делайте, что хотите, – равнодушно махнула рукой Эль, которая не могла видеть ни этот взгляд, ни самого будущего мужа.
И… Замерцала, истончаясь в запахшем предгрозовым озоном воздухе плато, а потом просто исчезла.
– Объявляю вас мужем и женой, – крикнула королева Вин вслед тёмной полосе, оставленной плащом Латницы. Она вовремя сориентировалась. Молниеносно. Не зря же была королевой. Пусть даже без невесты, но её величество провела обряд.
Часть первая
Глава первая. Тинар проходит через Капь
После пьяной от надежд юности наступает момент, когда вдруг понимаешь, что жизнь перевалила на свою вторую половину. Кто-то начинает судорожно подсчитывать победы и поражения. Кто-то замирает от страха перед тем, что будущего может не быть. А кто-то теряет предназначение, направление пути, по которому прежде мчался, не разбирая дороги. И каждый – хоть на краткий миг – испытывает сожаление, что прошлого уже не вернуть.
Но в сожалениях мало толку, а то, что нельзя вернуть, почти всегда можно поправить по совести. Тинар в этом не сомневался. Если приложить усилия и для начала выполнить данную самому себе клятву. Сказанное должно быть сделано.
Плотные тучи медленно расходились, нехотя пропуская холодную воду лунного света.
– Может, останешься, Тин? – Келли попыталась погладить его непокорно точащий белоснежный вихор.
Для этого ей пришлось встать на цыпочки, получилось неуклюже. Как быстро мальчишка вырос…
– Торк – не злой на самом деле, он не будет…
– Нет, тётя Келли, – Тинар сказал это тихо, но отрубил раз и навсегда.
Она неестественно, навыворот, держала руку, которой только что пыталась потрепать его по макушке, словно он ещё был маленьким мальчиком. У Тинара всё внутри сжималось каждый раз, когда он видел, как Келли, сама не замечая, баюкает покалеченное в имперских казематах запястье.
Тинар отвернулся, чтобы Келли не прочитала в его глазах неуместное сейчас сострадание. Солончаки, которые в детстве казались такими белоснежными и блестящими, теперь тускло мерцали серо-грязным светом. Может, из-за отблеска показавшейся в сумеречных тучах луны, а, может, сам Тинар стал другим и видел всё взрослым зрением. В какой момент мир потерял свою яркость и удивительное очарование? Грум знал, когда это случилось. Но всё, что сейчас ему оставалось: до боли сжимать кулаки, стараясь, чтобы Келли не увидела его беспомощную ярость.
На небольшой холмик соляной глыбы вскарабкалась ящерка, и, перехватив взгляд Тинара, застыла крохотным изваянием в наивной надежде, что он примет её за что-нибудь неживое. Эта глупая ящерка могла быть тем самым Снупи из популярной грумовской песенки про безнадёжную любовь к Боти.
…И тут же хвост свой откусив,
Она вдали растаяла,
А Снупи, страстью истомим,
Сжимает хвост оставленный…
«Безнадёжно, как хвост Боти», – так говорили про любое дело, которое не имело будущего. Вся эта жизнь оказалась безнадёжной, как сброшенный хвост Боти.
Тинар Моу сглотнул вставший в горле комок, получилось громко и заметно, и тогда он заговорил быстро, перебивая сам себя:
– Вы знаете, что… Не могу… Теперь до осени, ладно?
Келли посмотрела ему прямо в глаза:
– Обязательно приходи. И как только тебе станет плохо, немедленно возвращайся, и если что-то узнаешь…
Тинар согласился слишком торопливо:
– Конечно, конечно…
Он чувствовал вину, потому что не может сказать ничего нового об Эль.