– Ну как же так?! Люди осуществили уникальную операцию, а вы даже элементарное гостеприимство проявить не хотите? Дайте хотя бы гостиницу экипажам переночевать, прежде чем от вас улететь…

И четверти часа не пришло, как на поле вынырнула из темноты «Волга», из нее выскочил запыхавшийся чиновник:

– Я из секретариата премьер-министра. Сейчас мы вас накормим ужином прямо там, в гостинице, а завтра – милости просим на званый обед в наш лучший ресторан. Пр-р-ошу по машинам!

…Накрытые для банкета столы пустовали, томились официанты. Гости опаздывали… Кубарев и начальник инженерной службы армии шли, не отрывая глаз от земли, след в след, как волки. Оба не первый раз по минному полю шли, а потому назубок знали, что за боеприпасы под ногами валяются, куда ступить можно, а куда нельзя. Дошли до середины склада, остановились, осматриваясь.

– Знаешь, а мне с профессиональной точки зрения было потрясающе интересно, – нарушил напряженную тишину идущий впереди Кубарева офицер. – Прилетели ребята, излучающие доброжелательность, вылили на горящие боеприпасы воду, все в миг взорвалось, потухло…

И оборвал себя, едва ли не на полуслове. Словно что-то остановило. Постояли, помолчали.

– Ладно, – наконец сказал Кубарев, разворачиваясь, – дальше не идем, картина ясная.

Только перешагнули за проволоку – рванула авиационная бомба. Начальник инженерной службы армии головой качает, на москвича смотрит растроганно:

– Вот это нюх!

Тот кивает, закуривает, пожимает плечами:

– Ну да… А может, Бог сохранил.

Снова пошли, а а душа рос холодок. И вдруг – откуда он только – телеоператор с камерой на плече. Обогнал, проворно пятясь ведомый Кубаревым маленький отряд…

– Слушайте, он же сам взорвется, и нас всех тут взорвет!

А оператор, ни на кого не обращая внимания, запрыгнул на полуразрушенный ангар и телекамерой на отряд нацелился. Тут на всех напал такой хохот!

– Эй ты, кузнечик с коленками назад, слазь давай!.. Только тихо!

Один за другим мелькали «батальные» кадры – на горном перевале ухали орудия, вооруженные люди оттаскивали раненых, дети смотрели в телекамеру недетскими глазами… Журналист на фоне толпы беженцев взахлеб наговаривал в микрофон:

– Грузино-осетинский длится уже два с лишним года. Война сосредоточилась на перевале вокруг окруженного противоборствующими сторонами Цхинвали. Сквозь эту линию фронта на помощь осетинам прорываются новые штыки – родственники, которые до этого жили в разных уголках необъятной советской Родины. Измученные войной люди хлынули из Южной Осетии в Северную. Владикавказ заполонили толпы раненых и беженцев…

Крупным планом лицо измученного ребенка, выхваченного телеоператором из толпы уныло бредущих людей… Премьер колыхнулся в кресле и потянулся к телефону:

– Подготовьте распоряжение… Чрезвычайщикам немедленно вылететь на границу Осетии, организовать прием беженцев, развернуть полевые госпитали, принять раненых…

И с тоской посмотрел на географическую карту России, занимавшую едва ли не всю стену. Такое чувство, будто опасный безумец скомкал эту огромную карту и швырнул с размаху в костер. Плотная бумага корчится в огне, вспыхивает, гаснет, снова вспыхивает. Вместе с картой бывшего СССР пылают и превращаются в пепел человеческие судьбы. Мир сошел сума. Взбудораженное сознание сузилось до размера странички, вырванной из крупномасштабного атласа. Берешь такой листок – видишь город, в котором живешь, а города, в котором живет твой брат, на этой страничке уже нет, не вместился…

Ночи в Цхинвали тревожные. Вокруг рыщут банды, ежечасно вспыхивают стычки, слышны выстрелы. А за высоким забором царит мирная идиллия. Принимают гостей из Москвы с обильным вином и витиеватыми тостами. Засиделись допоздна. Едва рассвело, гости вышли во двор и увидели, что стол снова накрыт. Гостеприимный хозяин обошел всех и вручил каждому по рогу.