После зачитки состава преступления дали слово очевидцам. Главный взрывник Саргайского рудника Николай Степаныч Воротков показал, как говорят в суде:
– Заложили мы с ребятами взрывчатку и поехали наверх. И вижу я из окна микроавтобуса, что вы, Арсений Витальевич (он вежливо повернулся к молодому начальнику) стоите возле экскаватора, а Лёшки Горшукова нету-ка! Как обычно нету-ка! А ещё квартиру дали! Кому квартиры даём!?
Это был пока единственный на Саргае полностью благоустроенный дом, в других не было: то воды, то тепла, то канализации.
– Я вас прошу – по теме, Николай Степаныч! – Чиплакова не терпела ни малейшего отклонения от темы, не осознав ещё того, что само это действо в кабинете марксизма-ленинизма – уже отклонение, которое вполне мог бы в определённом аспекте подтвердить тот самый узкоспециальный врач, если бы он, конечно, на Саргае имелся.
Степаныч продолжил:
– Сразу – «не по теме»! Горшуков всегда бросает машину, я отгонял не раз экскаватор-то…
– Вы говорили о том, что заметили возле экскаватора Патюнина, – напомнила Чиплакова, желая и дальше строго держаться написанного ею плана.
– Ну, да, – вздохнул Степаныч. Ему явно не хватало его бедного запаса слов для выражения той сложности ситуации, каковую он сам себе, кажется, представлял: – Патюнин стоял и о чём-то думал. Я ещё хотел вас окликнуть, Арсений Витальевич, но вы выглядели так, будто задумались о чём-то шибко…
– Совершенно верно, я именно «шибко» задумался, – подтвердил Патюнин, поглядев с тихой улыбкой на главного взрывника.
– Дальше, дальше! – точно щёлкала затвором автомата над головой Степаныча Чиплакова.
– А что – дальше? Вы, Арсений Витальевич, гляделись так (честно вам скажу), будто оглохли. Извините, но засомневался я: раскумекали вы чё, либо нет?
Сеня Патюнин иронически усмехнулся.
– Как вы можете улыбаться? – не выдержал Кадников.
Глаза его маленькие возмущённо прострелили Патюнина, а лицо подраздулось от гнева, осев на жёсткий воротничок сорочки.
– Взобрался я по лестнице на борт, – повествовал Степаныч, – глянул вниз: вы… то есть, Арсений Витальевич, – там же. Удивился я, но подумал, поди, сам человек знает… А чё вышло: зря, выходит, не окликнул-то!
– Тебя никто не обвиняет.
– Знаю, Валентина Петровна, но мне самому совестно.
– Что он, маленький, – отпустила она грех Вороткову.
– Маленький – не маленький… И ещё. Василий Прокофьевич, я не сказал главного. Экскаватор стоял близко…
– Опять не по теме! – возмутилась Чиплакова, доказывая этим, что разбирается вовсе не взрыв, а Патюнин.
– Всё по теме, – упорствовал Степаныч. О, если б он был чуть грамотней, то выиграл бы как защитник этот процесс. – Хочу заявить: Патюнин прав.
Настороженность общая. Муха просолировала отчётливо:
– Жжи-жжи-жжи…
Кадников расстегнул воротничок сорочки, рукой шлёпнул по столу, но муха, только что укусившая его, победно увернулась и снова села неподалёку.
– Нет! С такими людьми невозможно, – Чиплакова взялась за причёску, да так и замерла с воздетыми руками…
Голос взрывника упорствовал:
– Его бы снесло! Его и так-то об-стре-ля-ло! На кабине вмятины, сами видели. А Патюнин машину спас.
– Да, безобразие! Мы за тебя перед руководством ходатайствовали, – Кадников напустился на Лёшку, ломая сценарий.
– Всегда так оставлял, ничего не было, – Лёшка Горшуков заоглядывался на Чиплакову, она же его в качестве «свидетеля» пригласила, а тут, похоже, в обвиняемые попал!
Всем захотелось вон.
Патюнин стоял пряменько, от других в сторонке. Сквозь свободный от налёта серости краешек стекла он видел землю под окном, сплошь прочерченную и прокарябанную куричьими лапами. Ветерок взвихривал лёгкую пыль, гнал её по дороге, где время от времени прокатывались гигантские колёса, самих самосвалов видно не было. Патюнин подосадовал на то, что жители Саргая развели кругом этих куриц, что в посёлке так нечисто, всё загажено, такая грязь. Его раздражало это, само по себе не относящееся к делу обстоятельство. Кругом сор, безразличие и тоска. И муха, эта муха, она всё жужжит.