В дымке пылающего полудня их силуэты выглядели размытыми и особенно грозными. Мелодию, которую он услышал, выводили мужчины во главе колонны: они играли на флейтах под ритмичный бой барабанов и металлический звон литавр.

Это была странная, однообразная и навязчивая музыка. Ее напряженные, вибрирующие ноты пробуждали в душе мальчика неведомые доселе чувства влечения и волнения. Сердце его заколотилось с необыкновенной силой. Следом за музыкантами маршировали тяжеловооруженные воины – гоплиты. Их ноги были защищены бронзовыми наголенниками, торсы – доспехами, а лица закрыты забралами шлемов, украшенных черными и красными гребнями. В левой руке каждый держал большой круглый щит с изображениями сказочных животных и чудовищ, которых Талос помнил по рассказам Критолаоса. Колонна маршировала размеренным шагом, поднимая густые клубы пыли, которая оседала на гребнях, знаменах и согнутых плечах воинов.

Когда первые из них приблизились к Талосу, он почувствовал внезапный прилив страха и ему захотелось убежать. Но какая-то таинственная сила, взывающая из глубин сердца, приковала его к месту. Они маршировали так близко, что если бы Талос протянул руку, то смог бы дотронуться до копий, на которые они опирались при ходьбе.

Талос вглядывался в лица воинов в надежде увидеть, узнать, понять то, что он слышал о них. За масками страшных шлемов он видел широко раскрытые глаза, покрасневшие от пота и ослепляющего солнца. Он видел бороды, покрытые пылью, его ноздри щекотал горький и резкий запах пота и крови. Он видел раны на плечах и руках воинов, темную запекшуюся кровь на ладонях и блестящих от пота ногах, сгустки крови на наконечниках копий. Воины маршировали стремительно, не обращая внимания на назойливых мух, вьющихся вокруг ран и ссадин. Талос сидел с разинутым ртом и завороженно смотрел на этот бесконечный поток. Музыка становилась все тише, словно растворяясь в страшном сне.

Внезапно он почувствовал чье-то тягостное, грозное присутствие. Мальчик встрепенулся и обернулся: он увидел мощную грудь, увенчанную роскошными доспехами; руки, испещренные такими глубокими шрамами, что Талосу они напомнили кору дуба, о которую медведь точит когти; мрачное лицо, обрамленное черной как смоль бородой с редкими серебристыми нитями; стальная рука сжимала длинное ясеневое копье… В черных как ночь глазах искрилась сила мощной, но истощенной души.

– Придержи собаку, мальчик. Или ты хочешь, чтобы ей переломали кости древком копья? Воины устали, они раздражены. Отзови собаку и уходи, тебе здесь не место.

Талос вздрогнул, слово очнувшись ото сна, подозвал собаку и пошел прочь. Когда приходилось ступать на больную ногу, он опирался на посох. Сделав несколько шагов, мальчик остановился и медленно обернулся. Он увидел, что могучий воин застыл на месте с выражением невероятного изумления на лице. Он смотрел на мальчика с отчаянной болью и удивлением, его блестящие глаза были устремлены на хромую ногу Талоса. Закусив нижнюю губу, воин внезапно содрогнулся всем телом, его мощные ноги едва не подкосились. Но он опомнился, закрыл лицо забралом большого шлема с гребнем, поднял щит с изображением дракона и примкнул к хвосту колонны, исчезающей за поворотом.

Напряжение, охватившее Талоса, внезапно ослабло. Мальчик почувствовал, как из глубин сердца поднимается горячий поток слез, переполняет глаза и ручьями льется по щекам и его исхудавшей, костлявой груди. С тропинки, спускавшейся с горы, донесся дрожащий и встревоженный крик старика Критолаоса. Он звал мальчика, ковыляя ему навстречу настолько быстро, насколько позволял возраст и больные ноги.